обещает хитрить.
     Гошар и Росс обнаружили,  что Поджо в много  позднейшем издании
писем своих к Никколи, упустив из виду даты переписки своей о Таците
1425-1429 гг., с каким-то задним намерением фальсифицировал даты  28
декабря 1427 г. и 5 июня 1428 г. в двух вновь оглашенных письмах,  -
в которых он просит Никколи выслать ему (?!) другой экземпляр  Тацита,
находящийся будто бы уже у Никколи.  Сопоставляя даты  переписки
и тексты писем, Гошар утверждает, что этот таинственный "второй
экземпляр" есть не что иное, как 1-й Медицейский список  (обнаруженный
якобы только  много лет  спустя!).   Гошар считает,  что "даты писем
подложны, сочинены post factum появления в свет Тацита от имени Никколи
затем, чтобы утвердить репутацию первого списка (2-го  Мецидейского)...
и подготовить дорогу второму списку".
     Изучая  историю  происхождения   Первого  Мецидейского   списка
(обнаруженного вторым), нельзя не отметить, что повторяется легенда,
окружавшая 80 лет тому назад список Никколо Никколи.  Опять на сцене
северный монастырь, опять какие-то таинственные, неназываемые  монахи.
Какой-то немеций инок приносит папе Льву X начальные пять  глав
"Анналов".  Папа в восторге, назначает будто бы инока издателем
сочинения.  Инок отказывается,  говоря, что он малограмотен.
Посредником торга легенда называет Арчимбольди. Однако Арчимбольди ни
словом не  обмолвился об  этом обстоятельстве,  хотя Лев  X -  якобы
через его руки - заплатил за рукопись 500 цехинов (6000 франков),  -
целое состояние.
     Гошар считает, что эти  вечные таинственные монахи, без  имени,
места происхождения и  жительства, - продолжатели  фальсификационной
системы, пущенной в ход Поджо Браччолини.  Их никто никогда не видит
и не  знает, но  сегодня один  из них  приносит из  Швеции или Дании
потерянную декаду Тита Ливия, завтра  другой из Корвеи или Фульды  -
Тацита, и т.д.,  - всегда почему-то  с далекого, трудно  достижимого
севера и всегда как раз  с тем товаром, которого хочется  и которого
недостает книжному рынку века.
     Изучение переписки  друзей Поджо  не проясняет  ничего.  Авторы
писем либо вообще умалчивают о находке, либо приводят взаимоисключающие
версии.  Гошар предполагает, по единству темнот и легенд, окружающих
обе части Тацитова  кодекса, что они обе  - одного и того  же
происхождения:   что  они  вышли  из  римской мастерской флорентийца
Поджо Браччолини.
     Гошар и Росс приводят данные, показывающие исключительную
способность Поджо к перевоплощению (по его собственным книгам): он
пишет не иначе как по-латыни, и как пишет!  По гибкости подражания -
это Проспер Мериме XV века.  Когда читателю угодно, Поджо -  Сенека,
Петроний, Тит Ливий;  как  хамелеон духа, он пишет под  кого угодно.
Анализ текста Тацита показывает серьезные расхождения воззрений
автора на историю и географию древнеримского государства по сравнению
с  принятой   сегодня  традиционной   версией.   Гошар,   перечислив
множество "ошибок", которые, по его мнению, не мог сделать  римлянин
первого века, отмечает те из них, которые отличают в авторе человека
с мировоззрением и традициями XV века.
     Гошар и Росс обнаружили довольно явные следы, говорящие, по  их
мнению, о подлоге.  В Лондоне Поджо жил, очень обманутый в  расчетах
на щедрость Бофора.   В 1422 году  Пьеро Ламбертески предлагает  ему
проект какой-то исторической  работы, которая должна  быть выполнена
по греческим источникам и в строгом секрете, в трехгодичный срок, во
время которого Поджо будет  обеспечен гонораром в 500 золотых дукатов.
"Пусть он даст мне шестьсот и - по рукам! - пишет Поджо, поручая
Никколи сладить  это дельце. -  Занятие, им предлагаемое,  очень
мне нравится, и я надеюсь, что произведу штучку, достойную, чтобы ее
читали".  Месяцем позже он пишет: "Коли я увижу, что обещания  Пьеро
перейдут от слов к делу, то -  не только к Сарматам, к скифам я  рад
буду забраться ради работы этой... Держи в секрете проекты,  которые
я тебе сообщаю.  Если я поеду в Венгрию, это должно остаться  тайною
для всех, кроме нескольких друзей".  В июне: "Будь уверен, что  если
мне дадут время, я сочиню вещь, которою ты будешь доволен.  Когда  я
сравниваю себя с древними, я опять верю в себя. Если взяться хорошенько,
то я ни перед кем не  ударю в грязь лицом".  Где он  был затем,
неизвестно.  По Корниани, в самом деле, зачем-то жил в Венгрии.
По Тоннели, приехал прямо во Флоренцию. Состоялась ли его загадочная
сделка с Ламбертески, мы тоже не знаем...  Но если даже и нет, -
остается  впечатление,  что  Ламбертески  предлагал  Поджо выполнить
какой-то тайный исторический  труд.  Тайна  предполагалась настолько
строгою, что Поджо  должен был работать  в Венгрии, меж  тем как его
предполагали бы все  еще в Англии.   Для работы этой  он должен  был
изучать греческих авторов... В этой работе ему предстояло состязаться
с  античными историками.   И, наконец,  весь секрет,  которого от
него требовали, а он принимал, показывает, что дельце-то предполагаемое
было,  хотя  и  литературное,  и  ученое, но - не из красивых.
Заметим, предложение Ламбертески было  не случайным:  Поджо  уже был
один раз  пойман на  изготовлении фальсификата.   Несколькими годами
ранее он выпустил в свет  у Никколи "Комментарии Кв. Аскония  Педиана".
Оригинала никто никогда не видал, а все копии Никколи  переписывал
тоже с  копии, присланной ему  Поджо из Констанца.   Успех был
громадный, хотя ученый  мир быстро разобрал,  что дело тут  неладно.
Поджо, кажется, мало и заботился о том, чтобы скрывать свой  подлог.
Успех подложного Аскония Педиана вызвал целую серию других  подлогов
от имени  того же  фантастического автора,  но все  они были слишком
грубы  и  немедленно  разоблачались.   Поджо  оказался лишь искуснее
других.
     Прежде чем начать  свою аферу с  Тацитом, он пробует  запродать
Козьме Медичи и Леонелло д'Эсте какой-то великолепный экземпляр Тита
Ливия - и опять в таинственной обстановке:  на сцене дальний  монастырь
на  островке Северного  моря, шведские  монахи и  пр.  Тут дело
вряд ли шло  о подлоге сочинения,  но очень могло  идти - о  подлоге
экземпляра.   Известно, что  Поджо владел  ломбардийским почерком  в
совершенстве, а именно такой рукописью  он и соблазнял принцев.   Но
тут у него  дело сорвалось, и  затем драгоценный экземпляр  исчезает
куда-то без вести...   Замечательно, что в  этот период жизни  своей
Поджо, столь вообще плодовитый, не пишет почти ничего своего.   Зато
он  бесконечно  много  учится,  -  и  систематически,  односторонне,
видимо, дрессируя себя на  какую-то ответственную работу по  римской