чтобы ужиться в одном ареале, ибо высказывались те и другие за развитие
системы в противоположных направлениях. Сталкиваясь, они вызывали
аннигиляцию той самой материи, которую они считали не Божиим творением, а
мировым злом. И так они вели себя везде: в Византии, Иране, Центральной
Азии и даже в веротерпимом Китае. Поэтому гонения на них были повсеместны,
а их сопротивление, часто весьма активное, придало раннему Средневековью ту
окраску, которая просвечивает через видимую историю столкновений государств
и становления этносов. Наличие двух несовместимых поведенческих и
психологических структур в то время было явлением глобальным. Оттого так
мало памятников искусства осталось от той эпохи.

То, что манихеи к концу XIV в. исчезли с лица Земли, неудивительно, ибо
они, собственно говоря, к этому и стремились. Ненавидя материальный мир и
его радости, они должны были ненавидеть и саму жизнь; следовательно,
утверждать они должны были даже не смерть, ибо смерть - только момент смены
состояний, а антижизнь и антимир. Туда они и перебрались, очистив Землю для
эпохи Возрождения. Неудача их состояла только в том, что они не смогли
погубить всех людей, проведя их через мученичество, далеко не всегда
добровольное. Как они старались! И не их вина, что жизнеутверждающее начало
человеческой психики устояло перед их натиском, благодаря чему история
народов не прекратила своего течения.

На этом фоне возникла первая инквизиция, основанная испанским монахом
Домиником и направленная против еретиков-катаров, или альбигойцев. Конечно,
никто не захочет одобрить или тем паче защищать принцип инквизиции:
осуждение без предъявления обвинения, на основе личного признания.
Признание бывает вынуждено пыткой, донос - ложен, судьи - пристрастны и
бесконтрольны, но мотив введения такого судопроизводства ясен. Инквизиторы
берегли своих агентов от мести катаров, проникших в XIII в. во все слои
французского и итальянского общества. Война велась не только в Лангедоке.
Она велась при всех дворах, во всех цехах, в церковных общинах и даже на
базарах. Это была беспощадная резня без линии фронта, причем жертвами ее
становились все оклеветанные катарами и агентами инквизиции беззащитные, ни
в чем не повинные люди. Катары широко использовали право на ложь, каковое
было позволено их исповеданием, рекомендовавшим предательство для борьбы с
материей. "Бывшие катары, перешедшие в лоно католицизма, Робер Ле Бугр,
Петр из Вероны и Райнир Саккони были самыми грозными инквизиторами в XIII
в. Их руками были сожжены сотни катаров и вальденсов"[14], а также
оклеветанных католиков. Робер Ле Бугр, бывший в течение 20 лет катаром в
Милане и прекрасно знавший нравы и обычаи этой секты, в 1233 г. был
назначен папою Григорием IX инквизитором, после чего применил свои обширные
знания. Например, в 1239 г. в Монт-Эме, близ Шалона на Марне он сжег 182
катара. И позднее было то же: Жак Моле, гроссмейстер ордена тамплиеров, и
другие рыцари были сожжены в Париже в 1214 г. после процесса, проведенного
канцлером Гильомом Ногаре, внуком сожженного катара. Тайный суд - оружие
обоюдоострое.

Умирающий дуализм нашел способ перевоплотиться в другую, на этот раз
монистическую концепцию. Ведь для антисистемы такие мелочи, как верность
принципам, несущественны, важна цель - избавление от материи и плоти. На
вооружение было принято учение Блаженного Августина, талантливого мыслителя
V в., начавшего свой путь с членства в тайной манихейской общине, а
кончившего дни епископом города Гиппона (в Африке) и после смерти
признанного отцом церкви. Он был автором одного из трех направлений
схоластики - учения о предвечном предопределении людей либо к раю, либо к
аду. Были, конечно, оговорки, но суть в этом.

Аргументация Блаженного Августина сводилась к тому, что Адам согрешил и
передал грех всем потомкам генетически как "первородный грех". Поэтому все
люди - мерзавцы, и всем им место только в аду. Бог предвечно и безусловно
постановил некоторых спасти, а прочие пусть гибнут. И любые заслуги и
подвиги грешников значения не имеют, равно как и злодеяния предызбранных.
Для дьявола в такой системе места нет, ибо все за него творит Бог.

Надо отдать справедливость тогдашним теологам: они учения Августина не
приняли. Сторонники концепции Августина подвергались осуждению: монах
Готшальк даже был пожизненно заключен за проповедь идеи предопределения,
т.е. ответственности Бога за грехи людей.Но прошли Средние века, наступила
Реформация, и Жан Кальвин воскресил идеи Августина. На них же была
построена теория второй инквизиции. Примирение Вога с Сатаной устраивало
всех злодеев Европы.

КОНКОРДАТ С САТАНОЙ

Вторая инквизиция, действовавшая в XVI-XVIII вв., была хуже первой. Для
оправдания, а также для регламентации совершаемых преступлений инквизиторы
создали теорию, опиравшуюся на идеи Блаженного Августина. По этой теории
"Бог настолько сострадателен, что не допустил бы зла в своих творениях,
если бы не был столь всемогущим и добрым, чтобы превращать зло в добро"
(Молот ведьм, с. 147). Из этого вытекало, что "преследованиями тиранов
укреплялось терпение мучеников, а чародействами ведьм - совершенствование
веры праведников. Поэтому Богу не нужно предупреждать зло" (там же). Можно
было бы возразить, что Бог несправедливо не милостив к тиранам и чародеям,
заставляя их мучить праведников и тем самым обрекая их на адские муки, но и
на это есть ответ. Грешник хуже черта, ибо "Сатана отстранялся от Бога,
который допустил его согрешить и не опекал с любовью... Сатана пребывает в
злобе, так как Бог отверг его и не дарит ему своей милости" (там же, с.
159). Больше того,

Бог желает черту добра, а бедный "черт весьма мучится, видя, как зло,
творимое через ведьм, переходит в добро" (там же, с. 161). Да и вообще черт
не виноват, так как он "ничего не может без Божьего попущения", а "Бог не
может хотеть зла, но может допускать зло" (там же).

Предложенная инквизиторами теория является апологией не только их самих, но
и дьявола, с которым они якобы вели борьбу. Во всех злодействах истории, по
их мнению, повинен только Бог, и хуже того - злодейства надо
приветствовать, ибо из зла получается добро. Эта дьявольская диалектика -
по существу обывательское подхалимство, возведенное на уровень метафизики,
И подумать только, сколько крови пролилось из-за этого шизофренического