или глубоком смысле, как это не раз делалось.
Все такие попытки до сих пор терпели крушение. Среди них нельзя не остановиться
на одной, так как она теснейшим образом связана с историей научного развития - с
теорией непрерывного прогресса во всемирной истории. Эта теория была высказана в
XVIII в. Тюрго и позже Кондорсе и Годвином в тесной связи с их убеждением в
непрерывном росте научного знания с течением хода времени и непрерывном
улучшении этим путем человеческого существования как следствия применения к
жизни научных завоеваний. Несомненно, эти мыслители XVIII в. перенесли здесь в
область социальных отношений ту веру и то настроение, которые проникали научную
среду XVII в., являлись одним из мотивов ее деятельности и остались в ней до сих
пор одним из элементов научного искания.
Однако точное изучение истории давно убедило, что связь научного прогресса с
прогрессом человеческих обществ значительно более сложная и что нет никакой
возможности подвести историю человечества под формулу прогресса, рассматривать
исторический процесс как единое бесконечное усовершенствование или улучшение
жизни согласно нашим нравственным идеалам или приближение - более или менее
близкое - к <земному раю>.
Но если это учение потерпело крушение в приложении ко всемирной истории, оно
остается, несомненно, верным в той своей основной посылке, которая касается хода
развития научной работы, научного творчества. Здесь идея бесконечного прогресса,
постоянного усовершенствования с ходом времени является той формулой, которая
охватывает всю историю этой стороны культурной жизни человечества.
Существование такого процесса придает истории человеческой мысли совершенно
своеобразный облик; оно делает ее единой, дает ей всемирно-исторический
характер.
Этого нет в других сторонах культурной жизни. Мы не можем свести к единому
процессу развитие искусства, литературы, музыки. Нам являются странными вопросы
об абсолютном движении вперед произведений Шекспира по сравнению с Данте или
Эсхилом или Гете и Толстого по сравнению с Шекспиром. Бесплодны искания
прогресса как единого процесса в истории зодчества, живописи или музыки, в
истории религии или философии. Везде человеческие личности давали временами
такое полное выражение данным сторонам жизни, какое не было никогда после того
превзойдено. В разные исторические периоды достигался одинаковый уровень подъема
человеческого творчества. И поэтому эти разновременные создания остаются живыми
века. Философия Платона остается для нас таким же источником познания - живым и
сильным, каким она была две тысячи лет назад. Религиозные искания Будды или
Христа остаются незыблемыми и живыми теперь, как были тысячу лет раньше. Не
превзойдено греческое зодчество; едва ли можно говорить о прогрессе в обычном
смысле этого слова по отношению к музыке или живописи.
Несомненно, и здесь наблюдается исторический процесс, но этот процесс виден во
все новом проявлении формы выражения, связанной с новой средой, новой расой,
новыми условиями жизни, но по существу здесь нет движения вперед по сравнению с
прошлым. Всюду здесь на первый план выдвигается человеческая личность, и
основой, которая дает начало этим сторонам жизни, является бесконечная глубина и
бесконечное разнообразие ее проявления. Если здесь, помимо достижения
равноценного максимума, в каждый исторический период существует процесс иного
рода - всемирно-исторический прогресс, он может быть связан только с глубоким
перерождением человеческой личности во что-то новое, неизвестное, нам сейчас
чуждое. Для этого или слишком ничтожны и малы те 10 000 лет, на которые
распространяется наше историческое наблюдение в этих формах жизни, или процесс
совершается скачками и мы этого перелома пока исторически не наблюдали. До сих
пор, при всем изменении человеческой личности и условий ее жизни в течение
исторических тысячелетий, мы чувствуем неизменность основных ее черт. Достаточно
прочесть автобиографии, сохраненные нам в течение десятков столетий. В
разнообразии ярко сквозит неизменность. Здесь мы видим изменение, но не видим
прогресса.
Правда, те же исторические черты мы можем заметить и в вековом ходе научной
мысли, если будем изучать ее внутреннюю историю. И здесь изменяется форма
научных исканий, перемещаются научные интересы, резко и ярко отражаются
историческая среда, искания религии, философии, искусства на ходе и построении
научной мысли. Научные мировоззрения меняются в течение всех исторических
периодов, в разной исторической обстановке, подчиняются законам культуры. Но
легко убедиться, что не эти изменения являются главным объектом истории науки;
им должен быть ясно проявляющийся в разной исторической обстановке единый
процесс, неуклонно направленный в одну и ту же сторону - в сторону большего
охвата в понимании окружающего. Мы можем здесь совершенно свободно выделить,
если можно так сказать, внешнюю сторону хода развития научной мысли - раскрытие
научной истины - от внутреннего процесса ее получения. В процессе получения
наблюдается та же неизменность, как и в других сторонах культуры. Здесь и в
прежние века достигался тот же высокий уровень, как теперь. Несомненно, тот
великий подъем человеческой личности, какой открывается нам в открытиях и
исканиях, в жизни Кеплера или Галилея, в создании естественной философии
Ньютоном, в научном творчестве Кавендиша, Пристлея, Шееле или Линнея, равен или,
может быть, выше того подъема, который наблюдается в работах их заместителей. Но
великие произведения этих творцов науки не могут оцениваться в истории мысли с
этой точки зрения. Мы ищем в них другую сторону - раскрытие в их творениях
научной истины. И с этой точки зрения они стоят всегда неизбежно ниже
произведений, может быть, и менее талантливых людей, но пошедших дальше них в
научных исканиях, живших позже них. Они могут идти вперед, только основываясь на
творениях прежних создателей науки. Произведения великих творцов науки не
являются уже живыми в наше время, как являются живыми творения художественного
творчества. Их живое значение в современности может быть признано только для
понимания временности некоторых сторон современного научного мировоззрения или
для воссоздания генезиса некоторых из наших научных понимании. Наука ушла далеко
вперед и оставила создания своих творцов позади, отдала их всецело истории.
В этом столь обычном для наших понятий выражении мы как раз выдвигаем
независимость основного тона исторического хода научного мышления от
исторической обстановки, единство процесса. Очевидно, это имеет место для всего
человечества - вне различия государственных организаций, рас, наций,
общественных слоев.
Независимость его в таком смысле от исторической обстановки, от личности
неизбежно приводит к пониманию истории научных идей как проявления прогресса.
Изучая историю точного знания, мы ясно видим, как перед нами открывается нечто
целое, глубоко связанное тысячью нитей со всей историей человечества и в то же
время уходящее куда-то вперед, теряющееся в бесконечной дали недосягаемого. Что
сулит нам впереди развитие научной мысли? К каким новым, неведомым силам, к
какой мощи, к какой истине придем мы, если только не дадим себе и нашим потомкам
потерять или прервать нить, которую несли последние пятнадцать поколений?
Были в истории науки периоды упадка и замирания. Многое было потеряно. Но когда
вновь зарождалось научное искание, оно открывало и вновь создавало то же самое.