существующей кредитной системы. Но коль скоро признано, что эта врожденная
нестабильность кредита сама есть результат определенной структуры депозитных
банковских операций, заданной монополистическим контролем за предложением
наличных денег, в которых должны погашаться депозиты, эти возражения рушатся.
Если мы хотим, чтобы свободное предпринимательство и рыночная экономика выжили
<этого, очевидно, хотят даже сторонники так называемой "смешанной экономики">,
у нас нет выбора: мы должны заменить правительственную валютную монополию и
национальные валютные системы свободной конкуренцией между частными
эмиссионными банками. Никогда контроль за деньгами не был в руках учреждений,
единственной и исключительной заботой которых было бы дать публике валюту,
превосходящую все остальные, и которые в то же время поставили бы самое свое
существование в зависимость от соответствия ожиданиям, которые они породили.
Может оказаться, что при свободной конкуренции между различными видами денег
самым популярным видом вначале окажутся золотые монеты. Но сам этот факт --
рост сброса на золото -- приведет, вероятно, к такому повышению (и, скорее
всего, сильным колебаниям) его цены, что хотя золото еще будет широко
использоваться для тезаврации, оно вскоре перестанет быть удобной счетной
единицей для сделок и бухгалтерского учета. Конечно, необходимо, чтобы им
можно было пользоваться совершенно свободно, но я не думаю, что это приведет к
его победе над другими видами частных денег, спрос на которые зависит от того,
насколько успешно регулируется их количество с тем, чтобы поддерживать
постоянной их покупательную способность.
То самое качество, которое сегодня повышает доверие к золоту в сравнении с
контролируемыми правительствами бумажными деньгами, а именно, невозможность
произвольна манипулировать его общим количеством ради достижения политических
целей, в долгосрочной перспективе заставит его уступите место бумажным
денежным знакам, выпускаемым конкурирующими учреждениями, бизнес которых
зависит от успешного регулирования эмиссии с целью сохранения ценности
денежной единицы приблизительно постоянной.
Только собственный интерес, а не хорошие намерения может дать хорошие деньги
Мы всегда имели плохие деньга потому, что частному предпринимательству не
позволяли дать нам лучшие. В мире, управляемом давлением организованных
интересов, важно помнить, что если мы хотим получить институты, в которых
нуждаемся, мы не можем рассчитывать на разум или понимание, но должны
полагаться на чисто корыстные интересы. Благословен тот день, когда мы сможем
рассчитывать на предложение надежных денег не в силу добрых намерений
правительств, а вследствие соблюдения банками своего собственного интереса.
"Именно таким путем мы получаем друг от друга наибольшую часть необходимых нам
услуг" . Но, к несчастью, деньга еще не входят в их число.
Не "капитализм", а правительственный интервенционизм виновен в повторявшихся
кризисах прошлого". <Это тема, к которой постоянно возвращался покойный Людвиг
фон Мизес.> Правительство мешало предприятиям заручиться инструментами,
необходимыми для того, чтобы защищать свою деятельность от дезориентации,
возникающей из-за ненадежных денег, инструментами, прибыльными для поставщика
и выгодными для всех остальных. Признание этой истины ясно показывает, что
предлагаемая реформа -- не просто незначительное техническое
усовершенствование финансовой системы, это коренное изменение, которое может
решить судьбу свободной цивилизации. То, что здесь предлагается, кажется мне
единственным реальным способом создания завершенного рыночного порядка,
освобождения его от важнейшего недостатка и причины главных упреков,
обращенных против него.
Насколько осуществима система конкурентных бумажных валют?
Мы не можем, конечно, надеяться на такую реформу до осознания обществом того,
каковы ставки и выигрыши. Те, кто считает это предложение совершенно
нереальным и утопическим, должны вспомнить, что 200 лет назад писал в
"Богатстве народов" Адам Смит: "ожидать восстановления когда-нибудь полной
свободы торговли в Великобритании так же нелепо, как ожидать осуществления в
ней "Океании" или "Утопии". 
Понадобилось почти 90 лет после публикации его книга (в 1776 г.), чтобы
Великобритания стала первой страной, установившей в 1860 г. полную свободу
торговли. Но идея распространялась быстро, и если бы не политическая реакция,
вызванная Великой французской революцией и Наполеоновскими войнами, она бы,
без сомнения, принесла свои плоды намного скорее. Эффективное просветительское
движение в этой области началось только в 1819 году, и лишь бескорыстными
усилиями немногих людей, посвятивших себя пропаганде этих идей через
организованное Движение свободной торговли, была преодолена опасность,
грозившая, как называл их Смит, "со стороны взбешенных и разочарованных
монополистов. <Как резонно заметил рецензент первого издания данной работы,
John Porteous, New Statesman, 14 Jan. l977: "400 лег назад казалось
немыслимым, чтобы правительства когда-либо отказались от контроля над
религиозными убеждениями".>
<Говорят, что мое предложение "сконструировать" совершенно новые денежные
институты противоречит моей общефилософской установке. Но ничто не может быть
дальше от моих намерений, чем желание спроектировать новые институты. Я
предлагаю просто устранить существующие препятствия, столетиями мешавшие
возникновению желательных денежных институтов. Наша денежная и банковская
система является продуктом вредных ограничений, навязанных правительствами для
увеличения своей власти. Конечно же, об этих институтах нельзя сказать, что
они проверены и признаны хорошими, поскольку людям не было позволено испытать
действие каких-либо альтернатив.
Чтобы обосновать требование свободного развития в этой области, необходимо
было объяснить, какие вероятные результаты даст предоставление такой свободы.
Но возможности предвидения неизбежно ограничены. Одно из величайших достоинств
свободы и состоит в том, что она поощряет новые изобретения, а они по самой
своей природе непредсказуемы. Я думаю, что эволюция окажется намного
изобретательнее меня. Хотя социальная эволюция всегда формируется под влиянием
идей сравнительно небольшого числа людей, разница между свободной и
регулируемой системой состоит в том, что при первой люди, имеющие лучшие идеи,
и определяют развитие, поскольку им подражают. При второй системе направлять
эволюцию позволено идеям и желаниям людей, стоящих у власти. Свобода вновь и
вновь заставляет рисковать. Я могу сказать только, что если бы я нес
ответственность за судьбу дорогой мне страны, я бы с радостью взял на себя
риск в том деле, изложению которого посвящена эта работа.>
Я боюсь, что с тех пор, как кейнсианская пропаганда овладела массами, сделав