Горецкого. Между  людьми сановитыми,  на прекрасных лошадях,  среди пестрых
мундиров, блестевших богатыми эполетами, радужными цветами орденских лент и
знаками  отличия, отличался один  без всякого  знака. Он ехал  на маленькой
арабской лошадке, в серой шинели, в простой треугольной шляпе. Кто не узнал
бы  Наполеона?  Когда  большая  часть  укреплений  на  линии  русских  были
захвачены, он  подъехал на  ружейный выстрел к сражению,  чтоб взглянуть на
ход  и положение  дел. Тут же  хотел он  было штурмовать курган  Горецкий и
батарею Дохтурова, которые только  оставались невзятыми. Но его отговорили.
Наполеону  не совсем  нравился ход  дел. Правда,  что русские  теряли много
народу,  продолжая  драку  открыто  вне ретраншаментов:  пушки  французские
громили  беззащитных.  Много  было мертвых,  но  живьем  не сдавались  наши
неприятелю,  разве  кого  хватали  в одиночку.  Русские  дрались  насмерть!
Наполеону  очень хотелось  разорвать армию  нашу пополам и  преследовать до
уничтожения.

Для этого  надобно было завладеть и последнею  опорою — курганом Горецким и
подручною его батареею, которые, приурочиваясь к ручью Стонцу, обстреливали
всю окрестность до большого люнета, завоеванного вице-королем. С намерением
овладеть этою крепкою частью нашей позиции Наполеон доезжал до полета пуль,
чтоб осмотреть все ближе и явственнее. Губительный огонь кипел около Горок.
Оставя  свиту за  лесом, Наполеон  выехал и  показался против  самых Горок.
Бертье, Коленкур, Дюрок, Бесьер и еще один паж следовали за императором, на
одну  минуту подъезжал  к  нему Мюрат.  Наполеон стоял  под  пулями русских
стрелков. Упрямо хотел он  захватить курган Горецкий. «Где ж наши выгоды? —
говорил  угрюмо  Наполеон.  —  Я  вижу  победу,  но  не  вижу  выгод!»  Все
провожавшие императора восставали против атаки.

«Войска наши утомлены до изнеможения! — говорили маршалы. — Одна надежда на
гвардию!» — «Мы в 600 милях от Франции! — представлял Бертье. — Мы потеряли
до  30-ти  генералов.  Чтоб  атаковать курган,  надобно  жертвовать  новыми
войсками,  ожидать новых  потерь.  И что  ж будет,  если  захватим батарею?
Получим  в добычу  еще одну горстку  русских —  и только! Нет,  государь, —
продолжал Бертье,  — наша цель  Москва! наша награда в  Москве!» — «Надобно
беречь  гвардию, —  прибавил Бесьер,  — вся  надежда на гвардию.  Она будет
отвечать  Франции  за императора!»  Эта  достопамятная сцена  — отрывок  из
великой  мировой драмы  — разыгрывалась  на помосте, усеянном  трупами, под
павильоном  ядер и  гранат, при  трескучем полете картечи.  Все единогласно
убеждали Наполеона уехать далее  с этого опасного места, и всякий порывался
скакать вперед для ближайшего  осмотра позиции русских. Наполеон упрямился.
Но  один  из генералов  взял  под уздцы  его  лошадь и  сказал: «Не  здесь,
государь,  ваше  место!  Смотрите: русские  нас  заметили,  на нас  наводят
пушки!» Наполеон дозволил себя  увести, и тотчас после того картечь русская
вспахала  землю,  на  которой  стоял  император  французов.  Изменя  место,
Наполеон  не изменил  предположение  и разъезжал  по линии  с  своею думою.

Направясь к  Семеновскому, увидел  он столпление резервов  русских и массы,
готовые двинуться вперед. Эти  массы были войска (часть гвардии), посланные
Кутузовым.   Это   была  одна   из   двух   попыток  Кутузова   действовать
наступательно.  Сперва послал  он Уварова  на левое крыло  французов; потом
(около 5-ти  часов пополудни),  заметив, что центр  французской линии почти
весь состоит  из конницы,  составил плотную массу пехоты,  чтоб пробить эту
жидкую линию и направил  ее левым флангом на Семеновское. Но пехота наша не
могла  ни собраться,  ни выйти  довольно скоро,  и французы,  заметив новое
приготовление, не дали созреть  и совершиться предприятию. Сорбье даже, как
иные   говорят,   без    приказания   Наполеона   открыл   ужасный   огонь.

Заиграли органы адских батарей;  целыми колесистыми городами съезжаются они
с разных  мест, конная артиллерия скачет по полю,  ядра с визгом бороздят и
роют луг и долины,  бомбы лопаются, и наши остановились на пути своем, пока
наконец  скрестили штык  с  штыком с  колоннами наступавшего  Нея. Наполеон
однако  ж дрогнул  атаки русских  на центр  его и решился  подвинуть вперед
молодую гвардию.  Вот лучшая  похвала преднамерению Кутузова!  Не его вина,
что атаки  (на левое крыло и  центр французов) и военная  хитрость на левом
крыле нашем  не достигли вполне своего  назначения. Он приказывал — надобно
было исполнить!..  Впрочем, две  последние попытки не остались  без плода в
объективном смысле: та приостановила, эта изумила — и этого уже достаточно!

Другие  рассказывают, что  Сорбье не  сам, а  по повелению  Наполеона начал
ужасную  пальбу по  колоннам русским.  Наполеон, говорят они,  махнул рукой
и...  во  весь  дух  примчалась  адская  батарея,  чтоб  поддержать  другие
многочисленные,   расставленные  королем  Неаполитанским.   В  подкрепление
дивизии  Фрияна  подвинута, как  мы  сказали,  другая —  Ронье, из  молодой
гвардии, которой  начальником был Мортье. В  эту минуту выглянула и дивизия
Клапареда из-за  люнета, которым заслонялась. Она,  как и некоторые другие,
не раз  падала на колени, не стерпя  пальбы русской, направленной в уровень
человека, другие войска французские по той же причине хоронились по оврагам
и за  парапетами завоеванных  окопов, стоя на коленях.  Чтоб дополнить хотя
несколько  не   вполне  рассказанное,  обратимся  опять   к  событиям,  уже
промелькнувшим под пером нашим.

«Русские,  —   говорит  французский  повествователь,   —  хотели  выполнить
сердечный обет, данный накануне  перед св. иконою Богородицы, великий обет:
«Положить свои головы за веру и отечество!»

И  вот ожили  и пришли в  движение в  разных местах темневшие  вдали массы!
Быстро и  отчаянно кинулись  эти массы вперед  и бегом понеслись  чрез поле
отбивать свои  окопы. Новый  бой взволновался с  новым остервенением. Из-за
большого  люнета  дивизии  Жерара,  Морана  и  Брусье  с  криком  бросаются
навстречу русским,  перебегают овраг,  которым прикрывались, и  являются на
противоположной  высоте. Направо и  налево от  них 2-й и  3-й кавалерийские
французские  борются,   как  мы   уже  сказали,  с  2-м   и  3-м  корпусами
кавалерийскими русскими. Полки кавалергардские и конной гвардии выдерживают
ужасный бой.  Некоторые из французских карабинеров  побиты или взяты в плен
далеко за  линиею русскою, куда они  промчались, обезумев от запальчивости.

В центре, впереди дивизии Фрияна, 80 пушек громят и останавливают высланные
колонны  русские.  Остановились эти  колонны  и,  терзаемые, разрушаемые  с
высоты  захваченных у  них  окопов и  с подвижных  батарей, целые  два часа
простояли неподвижно  под градом картечи, не  имея возможности идти вперед,
не желая отступить назад.