бесстрашного Неверовского, кирасиры мужественного  Дуки. К дивизиям Ледрю и
Маршана  подвели  легкоконную  бригаду Бермана  и  другую  Брюера. Тут  все
схватилось,  все  обдалось кровью!..  С  обеих сторон  рубились с  каким-то
наслаждением,  хвастались  упрямством   и  отвагою!  Сеча  продолжалась,  а
реданты, переходя, как мы  уже видели, из рук в руки, наконец, по-видимому,
упрочились за французами.

Но Багратион во что  бы то ни стало захотел отнять опять реданты, в которых
уже хозяйничали войска Нея и Даву. Он окликнул все свои резервы, даже полки
гвардейские. Огромное  столпление баталионов  и конницы запестрело  в поле.
Ней, обдержанный в сечах, видит бурю и не колеблется. Оборотясь к ординарцу
своему Готпулю, маршал сказал:  «Донесите императору, что неприятель собрал
слишком значительные силы: не надобно ль меня подкрепить?» Но посланный еще
не  доехал  до  места,  как  поле заговорило  под  копытами  многочисленной
кавалерии.  Впереди всех несся  всадник в  своем живописном наряде:  за ним
волновалась  целая река  его конницы.  Казалось, который-нибудь  из средних
веков  выслал  сюда  все  свое  рыцарство!  Могучие всадники,  в  желтых  и
серебряных латах,  на крепких  конях, слились в живые  медные стены. Тысячи
конских  хвостов, пуки  разноцветных перьев  гуляли по  воздуху. И  вся эта
звонко-железная толпа неслась за Мюратом.

Наполеон  велел посмотреть  ему, что  делается у  редантов. Он  прибыл, дал
знак, и войска французские врываются опять во второй из редантов, откуда их
перед  тем вытеснили.  Русские кирасиры  бросаются на отчаянную  пехоту, но
жестокий ружейный огонь удерживает  пыл их, а 1-я бригада из дивизии Брюера
оттесняет назад.  Между тем  реданты все составляют  мишень для артиллерии,
все  цель и  предмет для местной  войны, и  на соседний редант  идет пехота
русская. Полки  Виртембергские, из  бригады Бермана, скачут  навстречу и не
пускают идущую.  Весь 1-й кавалерийский корпус  понесся и обогнул реданты с
тылу. И  вот три окопа, как  три острова, тонут в  живом разливе кавалерии:
целая  туча конских  хвостов плавает  по воздуху,  тысячи голов  толпятся у
подножия  редантов.   Артиллерия  французская   коронует  их!  Тут   и  4-й
кавалерийский корпус получил приказание выдвинуться из линии, перейти овраг
Семеновский и  ударить на  русские пушки в  деревне этого имени.  Нет пера,
которое   могло   бы   передать   все  сцены   при   деревне   Семеновской!

Оставим еще раз Вентурини  сказать несколько слов об этом моменте: «Русские
пушкари были примерно верны своему долгу. Брали редуты, ложились на пушки и
не  отдавали их  без себя.  Часто, лишась  одной руки,  канонир отмахивался
другою.  У  подножия редантов  лежали  русские, немцы  и французы.  Истекая
кровью, они еще язвили  друг друга, чем кому было можно. Иные, как говорят,
грызлись зубами!»

Артиллерия наша вообще имела почти независимую свою деятельность в сражении
Бородинском. И  между тем как во рвах,  перелесках, у подножия укреплений и
на  плоских  промежутках низменностей  полки,  колонны,  баталионы и  толпы
рассеянные строились,  двигались, смыкались и, как  волны, с одного края на
другой   переливались:  ядра,   картечь   и  гранаты,   взвиваясь,  издавая
рассыпчатый  визг  и, лопнув,  вспыхивая  синеватым  огнем, то  пронизывали
насквозь  сжатые строи,  то шипели,  несясь по  головам и срывая  их вихрем
полета  своего,  то, с  клохтанием  пронося  смерть над  самыми головами  и
изменяя  своеобычно полет  свой,  с высоты  на высоту  перелетали. Батареи:
большая  Горецкая,  центральная Раевского  и  реданты Семеновские  менялись
убийством  с редутами  левого  французского крыла,  с громадными  батареями
Дантуара  и Сорбье;  и  смерть то  дугообразно, то  в  направлении линейных
выстрелов сновала  туда и обратно. И все это  делалось на воздухе! Земля же
между тем,  на которой шла битва, в  полном смысле слова, заплывала кровью.
Тысячи стрелков, таясь под  закрытием, толпы конных, выскакивая из засады и
закрытий,  и  колонны,  идущие  в откровенный  бой,  палили,  резались и  в
отчаянных  схватках  пронимали друг  друга  штыками,  дрались, боролись  и,
умирая, еще грозили друг другу цепенеющими взглядами.

Несмотря ни на какой  огонь артиллерии и пехоты нашей, генерал Латур-Мобург
едет  вперед  с  Саксонскими  кирасирами.  Эти  панцирщики, так  же  как  и
вестфальцы,  тук Германии,  могучие,  длинные, широкие,  кони под  ними как
медведи! Латур с своим медным легионом напирает на русских, косит направо и
налево и  захватывает спорную позицию, между  тем как генерал Нансути, ведя
кирасирскую  дивизию Сен-Жермена,  топчет и  рубит все  что ни  попадется с
правой стороны редантов. Он очистил все поле до самого оврага Семеновского.

Пока все это происходило,  выказался на высотах 8-й корпус Жюно. Ней, видя,
что атаки  на реданты  не имеют желанного  успеха, замышляет другое  дело и
отправляет  корпус направо,  к  Понятовскому, который  сражался на  крайней
оконечности русской  линии. Время  сказать несколько слов и  о левом крыле.
Это  крыло, как  мы видели,  было уперто  в большой  лес и  прикрыто высоко
торчащим  курганом  с 25-ю  пушками.  Еще два  холма, увенчанные  редутами,
находились неподалеку оттуда. Тучков  стоял грозно. Корпус его построен был
перед  деревнею Утицею  в  четыре линии.  Четыре егерских  полка,  с князем
Шаховским, рассыпались вправо по  кустарникам, чтоб занять промежуток между
войсками Тучкова  и левым  крылом главной линии.  Князь Понятовский, пройдя
через Ельню,  вынырнул из лесов  на деревню Утицу, поднял  перед собою тучу
русских стрелков  и вытянулся в поле  за Утицею. Сильная артиллерия Тучкова
громила его ужасно! Этот  наступ Понятовского готовы были подкрепить: Даву,
Ней  и,   ближе  всех,  8-й  корпус   Жюно,  составленный  из  вестфальцев.
Расположась  длинною  лестницею,  уступ  за уступом,  маршалы  должны  были
эшелонироваться справа,  чтоб громить и огибать  наше крыло левое. В помощь
Нею  и Даву придан  король Неаполитанский  с корпусами Нансути,  Монбрена и
Латур-Мобурга.

Тучков после сильного сопротивления оставил деревню Утицу и отступил левее,
на высоту, пристроясь к  дивизии графа Строганова; оттуда открыл он ужасную
пушечную и ружейную пальбу. Поляки задумались.

При  отправлении 8-го  корпуса  вправо был  в виду  стратегический замысел.
Вестфальцам ведено,  подав руку  Понятовскому, стараться выжить  из больших
кустарников егерей наших, оборонявших  промежуток, важный в смысле военном.

Ней хорошо  и удачно предпринял этот опасный замысел.  Удайся он — и корпус
Тучкова  подвергался опасности  быть  отрезанным от  общей боевой  линии, и
неприятель мог  бы разбивать наши реданты  с тылу, и наша  линия могла быть