продвижению большевизма.
     Второй фактор  --  функционирование  национальных  правительств  Литвы,
Латвии и Эстонии, созданных под  покровительством германских  оккупантов, но
после  поражения  Германии вынужденных, с одной стороны,  ориентироваться на
Антанту, а  с другой --  учитывать  присутствие на своей территории немецких
войск.
     Третий фактор -- военное (флот), политическое и дипломатическое влияние
Антанты, стремившейся  контролировать всю  ситуацию в  Прибалтике:  действия
остававшихся там германских войск, политику национальных правительств Литвы,
Латвии  и  Эстонии,  созданных  ими вооруженных  сил,  деятельность  русских
белогвардейцев.
     Четвертый   фактор  --   присутствие   в   Прибалтике   некоторых   уже
сформированных  русских   белогвардейских  частей   и   политических  групп,
смотревших на Прибалтику как на неотъемлемую часть Российской империи и лишь
вынужденных  в  силу  конъюнктурных обстоятельств  не  демонстрировать  свои
истинные  намерения (положение еще больше  осложнялось претензией Польши  на
некоторые территории Литвы).
     Пятый фактор  -- давление Советской  России и вторжение Красной армии в
Прибалтику с целью установления там большевистского режима.
     Наконец, шестой фактор -- позиция лидеров основных сил белого движения,
генералов Деникина и особенно Колчака, который летом  1919  г.  был  признан
всеми другими "белыми" вооруженными силами в качестве Верховного правителя и
главнокомандующего. Твердо придерживаясь  антантофильской линии, эти  лидеры
не были склонны открыто поддерживать  те формирования и группировки, которые
ориентировались на Германию.
     Между  тем для германофильских белых  (Бермонт-Авалов и др.) важно было
добиться  признания  их Верховным правителем Колчаком. Поэтому многие  белые
генералы  и  высшие офицеры  в  Прибалтике  (Юденич,  Родзянко, Ливен и др.)
оказывались  в противоречивом положении.  С одной стороны,  манила возможная
помощь  со стороны  Германии, от которой трудно было отказаться, с другой --
необходимо было "вписаться"  в общую политическую линию белого движения,  по
преимуществу  антантофильского.  При  том,  каким запутанным узлом различных
интересов являлась  Прибалтика,  от  германофильских  антибольшевистских сил
требовалось особенное искусство лавирования.
     Публикуемые интересны,  между прочим, и тем, что раскрывают, показывают
кулисы  белого  движения, что позволяет  понять  его реальное состояние, без
идеологической окраски как со стороны пропаганды красных, так и самих белых.
     Белые  лидеры,  идеологи  и  историки в  эмиграции  много размышляли  о
причинах  неудачи белого дела. Высказывались различные точки зрения, несущие
на   себе,  как  правило,  отпечаток  либо  самооправдания,  либо  обвинения
"инокомысляших".   И   все-таки   общую   причину   крушения   белого   дела
"белоэмигрантская"   мысль  обнаруживала,   если   так   можно  сказать,   в
политической сфере.  В предисловии к книге Деникина "Путь русского  офицера"
проф. Н.С. Тимашев писал: "Цель белого движения была в сущности та же, что и
у Столыпина  в 1905--1911  гг... Но  осуществление ее  было неимоверно более
трудным, чем тогда. Тогда еще общественная  ткань не была  разорвана, и надо
было  предупредить  ее  разрыв.  Во  время  гражданской   войны  нужно  было
восстановить разорванную  ткань, но,  конечно, не по-старому, а по какому-то
новому образцу.  Но какому? На этот вопрос ответа у белого движения не было,
потому что оно  было  идеологически раздробленным и  к разрешению задачи  не
подготовленным...  Революционные взрывы  приводят к  стихийным  распадам,  а
новые формы кристаллизации даются нелегко" 10.
     Но ведь сумели красные  из "разорванной ткани"  создать абсолютно новые
"формы кристаллизации",  а это,  пожалуй,  не менее трудным делом. Почему же
им,  красным, это удалось, а  белым -- нет? Сама  постановка такого вопроса,
как  это ни  парадоксально,  приводит  к мысли, что "белоэмигрантская" (да и
западная)  историография   в   сущности   разделяла  "советскую   концепцию"
гражданской войны, согласно которой большевики одержали верх  потому, что их
политика так или иначе выражала интересы "широких народных масс".
     Но неужели интересы "масс" состояли в развале промышленных предприятий,
сельскохозяйственной продразверстке, насильственных мобилизациях, чекистском
терроре  и  т.   п.?  Нелепость  постановленного   вопроса  очевидна.  Можно
возразить,  что от  многого из  перечисленного,  характерного  для  красного
лагеря, не был свободен и белый. Это так, и признаний самих белых немало. Но
именно  это  и свидетельствует:  коренную причину победы  одних (красных)  и
поражения других (белых) надо, по-видимому, искать  не столько, так сказать,
в объективных, сколько в субъективных факторах.
     В 1929  г.  генерал Д.  Филатов,  воевавший  в  Сибири,  а в  эмиграции
писавший мемуары,  обратился к Гучкову с  просьбой  высказать свое мнение  о
Верховном  правителе. Ответ  Гучкова  представляет  большой интерес.  По его
словам,  когда  Колчак  стал  Верховным  правителем,  ему   (Гучкову)  порой
казалось:  "да тот  ли это  Колчак,  которого  я знал,  не подменен ли  он?"
Видимо,  его  "организм, и физиологический,  и  духовный, вконец  износился,
сгорбился. Разбитым, надломленным, потерявшим самообладание, забрался он  на
ту высоту, на которой как раз и требовались  те  высокие качества, какими он
обладал в предшествующий период  (Гучков имеет в виду дореволюционный период
и  17-й  год.  --  Авт.).  Сохранилось,  правда,  многое  --  его  пламенный
патриотизм,  кристаллическая  чистота  его  побуждений,  его  рыцарство, его
героизм.  Но эти  качества...  далеко недостаточны, чтобы  творить  историю,
особенно в наше смутное время". В результате в окружении Колчака оказывались
в основном мелкие люди, а подчас и просто проходимцы, умевшие использовать в
корыстных интересах некоторые благородные качества "надломенного" Верховного
правителя.  Гучков считал,  что именно это и является "одной из центральлных
причин  крушения  белого  дела  в  Сибири,  а  следовательно,  и  в  России"
11.
     Другие вожди  белого  движения?  Деникин,  по  широко распространенному
мнению, был  весьма  способным  во  всех  отношениях  человеком,  но  в  его
характере было много  "уступчивости, покладистости", то есть, говоря прямее,
не  хватало воли и решительности. Тут его превосходил Врангель,  но ему были
свойственны  излишнее  честолюбие, властолюбие, даже  тщеславие,  что  также
"сужало"  его личность -- по масштабам, как писал Гучков,  "нашего  смутного
времени".
     О других белых вождях -- Юдениче, Е.К. Миллере и др. -- с  точки зрения
этих масштабов не  приходится  и говорить. На минуту  представим себе  такую
невероятную трасформацию: Ленин (и Троцкий) --  этот, по словам М. Алданова,
"заряд  бешеной энергии" -- оказываются во главе белого  лагеря,  а  Колчак,
Деникин и др. "переходят" в красный. Каков был бы ее итог?
     Но если  даже  лидерам  главной, антантофильской ориентации  не хватало
"масштабности", то  мелкотравчатость германофильских белых,  как  это хорошо
показывают  "аваловские  документы", просто бьет в глаза.  Интриги  и грызня