оружием в руках  защищали  свою  религию  еще  при  Владимире  Мономахе.
Упорное сопротивление встретила среди В. и религиозная  проповедь  инока
печорского монастыря Кукши (в конце XI или начале XII века). В  1097  г.
на съезде русских князей в Любече страна В. была утверждена за сыновьями
Святослава Ярославича, как часть Черниговского княжества. Между  1146  и
1157 гг. земля В. сделалась театром междоусобной брани русских князей  и
летописные сказания  о  ней  впервые  упоминают  о  городах  вятических:
Козельске, двух Дебрянсках, Колтеске, Дедославе, Неринске и др. В  конце
этой борьбы произошло разделение земли В. на две  части:  северную,  под
властью князей  суздальских,  и  южную,  составлявшую  удел  Ольговичей,
князей черниговских. При нашествии монголов земля вятичей была разорена;
из городов их прославился своим сопротивлением  Козельск.  В  конце  XIV
века некоторые из городов В. присоединены  были  к  Литве.  С  усилением
Московского княжества северные части области  В.  вошли  в  его  состав.
Самое имя "вятичей" исчезает в памятниках еще в XIII в. Ср.  Иловайский,
"История  Рязанского  княжества";  ст.  1.  Л.  в  "Чтениях  Московского
общества  ист.   и   древн.   росс.",   за   1862   г.,   ј2   и   3   -
"Церковно-историческое исследование о древней области вятичей, входившей
с начала  XV  в.  до  конца  XVIII  в.  в  состав  крутицкой  и  отчасти
суздальской епархии"; ст. в Орловских Епархиальных Ведомостях"  за  1865
г., ј 17, 22 и 24: "Материалы для истории Орловского края".
   В. Р.
   Гааз (Фридрих Иосиф Hааs, Федор Петрович) - старший  врач  московских
тюремных больниц, родился 24  августа  1780  г.  в  Мюнстерэйфеле,  близ
Кельна, изучал медицину в Вене, впервые приехал в Россию  в  1803  г.  и
поступил на службу в  1806  г.  в  качестве  главного  врача  Павловской
больницы в Москве. В 1809 - 10 гг. дважды ездил на Кавказ, где изучил  и
исследовал минеральные ключи у подошвы Машука и в Ессентуках,  открыв  в
последнем месте известный серно-щелочной источник  и  описав  результаты
своего путешествия в превосходной книге: "Ма visite aux eaux d'Alexandre
en 1809 et 1810". Отправившись после Отечественной войны за границу,  на
родину, Г. вскоре решился окончательно поселиться в России - и с 1813 г.
жил безвыездно в Москве, где считался,  в  1820-х  годах,  выдающимся  и
любимым врачом,  имея  обширную  практику  и  весьма  хорошие  средства.
Открытие  в  Москве,  в  1829  г.,  комитета  попечительного  о  тюрьмах
общества,   в   состав    которого    он    был    призван    московским
генерал-губернатором кн. Д.В. Голицыным, имело огромное влияние  на  всю
его жизнь и деятельность.  Предавшись  заботе  об  участи  арестантов  с
неиссякающей любовью и неустанной энергией, Г. оставил  постепенно  свою
врачебную практику, роздал свои средства  и,  совершенно  забывая  себя,
отдал все свое время и все свои силы на служение  "несчастным",  сходясь
во взгляде на них с воззрением  простого  русского  человека.  Состояние
тюремного дела в России было, перед введением тюремных комитетов,  самое
печальное. Даже в столицах  полутемные,  сырые,  холодные  и  невыразимо
грязные  тюремные  помещения  были   свыше   всякой   меры   переполнены
арестантами, без различия возраста и рода преступления. Отделение мужчин
от женщин осуществлялось очень неудачно;  дети  и  неисправные  должницы
содержались вместе с проститутками  и  закоренелыми  злодеями.  Все  это
тюремное население было полуголодное, полунагое, лишенное  почти  всякой
врачебной  помощи.  В  этих  школах  взаимного   обучения   разврату   и
преступлению господствовали отчаяние и озлобление, вызывавшие  крутые  и
жестокие  меры  обуздания:  колодки,  прикованная  к  тяжелым   стульям,
ошейники со спицами, мешавшими ложиться и т.п. Препровождение ссыльных в
Сибирь  совершалось  на  железном  пруте,  продетом   сквозь   наручники
скованных попарно арестантов. Подобранные случайно,  без  соображения  с
ростом, силами, здоровьем и родом вины, ссыльные, от 8 до 12 человек  на
каждом пруте, двигались между этапными пунктами, с проклятиями  таща  за
собою  ослабевших  в  дороге,  больных  и   даже   мертвых.   Устройство
пересыльных тюрем было еще хуже, чем устройство тюрем срочных. Г. постиг
и всем сердцем усвоил  себе  высокую  задачу  попечительного  о  тюрьмах
общества. Двадцать три года, изо дня в день, словом и делом боролся он с
напрасною жестокостью в осуществлении наказания, обращавшею кару в муку,
и был заступником  за  "человека",  черты  которого  он  умел  видеть  и
находить в самых грубых отверженцах общества.  Предпринятый  им,  прежде
всего, поход против прута, после долгих противодействий,  затруднений  и
неудач, окончился, при содействии князя Голицына, относительным успехом:
было разрешено всех  ссылаемых,  шедших  чрез  Москву  из  22  губерний,
препровождать не на пруте, а в кандалах. Хотя защитники  прута  и  взяли
верх после смерти Голицына (1844), но фактически, до самой кончины,  Г.,
вследствие его просьб, настоянии и пожертвований,  никто  из  Москвы  на
пруте не уходил. На кандалы, для перековки  ссыльных,  особой  суммы  не
отпускалось, и Г. постоянно снабжал пересыльный замок изготовленными  по
его заказу, значительно удлиненными и облегченными, кандалами, деньги на
которые, чрез него же, постоянно представлялись  в  тюремный  комитет  -
"неизвестным  благотворителем".  Благодаря  предстательству   Г.,   было
отменено бритье половины головы женщинам и ссыльным, а также  страждущим
колтуном. По его ходатайству, был устроен, на средства купца  Рахманова,
рогожский полуэтап и под его личным  надзором  перестроена  значительная
часть московского губернского тюремного замка, сообразно с  требованиями
гигиены и разумного человеколюбия; наконец он же добился - после упорных
препирательств  с   тюремным   комитетом   и   ряда   пожертвований   от
"неизвестного благотворителя", -  обшития  кожей,  сукном  или  полотном
ручных и ножных обручей от цепей ссыльных, причем вскоре (в 1836 г.) эта
мера была обязательно распространена  на  всех  пересылаемых  в  России.
Присутствуя  при  отправлении  каждой  партии  арестантов   из   Москвы,
знакомясь с ними и  их  нуждами  за  несколько  дней  до  их  ухода,  Г.
заставлял перековывать их при себе, следил за их здоровьем и решительным
образом оставлял на некоторое время в Москве -  несмотря  на  постоянные
столкновения с местным начальством, протестовавшим против  делаемого  им
беспорядка в статейных списках - всех  тех,  кто  был  болен,  слаб  или
нуждался в  душевном  утешении  и  ободрении.  Наделив  привезенными  им
припасами остальных, благословив и поцеловав тех, кто, по его выражению,
"hat es nicht los gemeint", Г. шагал иногда вместе с  партией  несколько
верст и  затем,  распростившись  вновь  и  наделив  всех  сочиненной  им
нравоучительной  книжкой:  "А.   Б.   В.   христианского   благочестия",
возвращался домой, удручаемый мыслию, как он писал в  одном  официальном
рапорте, "об ангеле Господнем, который ведет свой статейный список".  Но
этим не оканчивалась его забота об ушедших.  Он  переписывался  с  ними,
исполнял их просьбы издалека - видался с их родными, высылал им деньги и
книги. Ссыльные прозвали его "святым доктором", с любовью  расспрашивали