о нем посещавших сибирские поселения лиц и  соорудили  на  свой  счет  в
память его, в  Нерчинском  остроге,  икону  св.  Феодора  Тирона.  Но  и
находившиеся   в   Москве   арестанты   в   равной   мере   пользовались
самоотверженным участием Г. Он  настоял  на  учреждении  в  1834  г.  из
директоров тюремного комитета справщиков по арестантским делам, и, когда
они очень скоро охладели к этой обязанности, один за всех  исполнял  ее,
собирая  справки  по  делам,  ходатайствуя   об   ускорении   последних,
разъезжая,  несмотря  ни  на  какую  погоду  и  на  огромные  московские
расстояния, по судам, канцеляриям и полицейским участкам.  Он  собрал  в
разное  время  большие  суммы  для  снабжения  пересылаемых   арестантов
рубахами, а малолетних  -  тулупами;  он  же  в  течение  20  лет  делал
ежегодные пожертвования на покупку бандажей для  арестантов,  страдающих
грыжею. Наконец,  Г.  был  настойчивым  ходатаем  за  тех,  кто  по  его
предположению,   оправдываемому    тогдашним    состоянием    уголовного
правосудия, был невинно осужден,  или  же,  по  особым  обстоятельствам,
заслуживал  и  особого  милосердия.  В  журналах  московского  тюремного
комитета  записано  142  предложения  Г.  о  ходатайствах   относительно
пересмотра дел или смягчения наказания. В  этого  рода  хлопотах  он  не
останавливался ни пред чем,  вступал  в  горячие  споры  с  митрополитом
Филаретом, писал письма императору Николаю  и  прусскому  королю,  брату
императрицы Александры Федоровны, а  однажды,  при  посещении  государем
тюремного замка, умолял о прощении 70 летнего старика,  предназначенного
к отсылке в Сибирь и задержанного им по болезни и дряхлости в Москве, не
хотел вставать с колен, пока растроганный Государь не изрек помилования.
   Сознавая, что многие из преступников явились сами жертвами отсутствия
религиозного  и  нравственного  развития,  Г.   особенно   заботился   о
последнем. Пользуясь  дружбою  петербургского  негоцианта  Мерилиза,  он
склонил  его  к  обширным  пожертвованиям  (до  ста  тысяч  экземпляров)
духовно-нравственными  книгами  и  Священным   Писанием,   для   раздачи
арестантам, сам, кроме того,  закупал  большие  партии  таких  книг  для
отсылки в Сибирь. Между арестантами было много ссылаемых по распоряжению
помещиков. Иногда они следовали с  детьми,  иногда  дети  оставлялись  и
родители шли в Сибирь одни. Г. горячо, но  бесплодно  старался  побудить
комитет к ходатайству о пересмотре 315 и 322 ст. т. XIV, предоставлявших
помещикам право ссылки их крепостных. Более успешны были его  хлопоты  о
выкупе оставленных детей,  для  отдачи  их  родителям;  и  о  дозволении
помещикам не разлучать детей с родителями. Комитет,  отчасти  на  сумму,
завещанную в распоряжение Г. Федором Васильевичем Самариным, отчасти  на
представленные  Г.  пожертвования  "некоторых  благотворительных   лиц",
выкупил с 1830 по  1853  г.  74  человека  и  успешно  ходатайствовал  о
безвозмездном отпуске  детей  в  200  слишком  случаях.  По  почину  Г.,
тюремный комитет с 1830 г. ежегодно уделял из  своих  средств  сумму  на
"искупление" несостоятельных должников, а  с  1832  г.,  при  деятельном
участии Г., был собран капитал для помощи семействам несостоятельных.
   Как тюремный  врач,  Г.  проявлял  необычную  личную  заботливость  о
больных,   лечившихся   в   тюремной   больнице   -   отделении   Старой
Екатерининской в  Москве.  Он  по  нескольку  раз  в  день  навещал  их,
беседовал с ними подолгу о их делах и домашних, и  настойчиво  требовал,
чтобы  в  больнице  никто  -  ни  больные,  ни  служебный  персонал,  ни
посетители - не  лгали.  Обнаружив  неправду,  он  штрафовал,  в  пользу
бедных, и служащих и посетителей. Не добившись утверждения составленного
им устава трезвости между служащими, он все-таки фактически ввел  его  в
действие. Воспользовавшись временным перемещением арестантов в  казенный
дом близ Покровки, он, по выводе их, стал  принимать  туда  бесприютных,
заболевших на улицах, и постепенно, подвергаясь всевозможным  нареканиям
и начетам, после  горячих  просьб  и  слез  перед  генерал-губернатором,
требовавшим немедленного очищения казенного  дома,  добился  молчаливого
узаконения заведенного им обычая.
   Так мало-помалу образовалась, без официального утверждения, благодаря
упорству "святого доктора", полицейская больница, называемая народом  до
сих пор "Газовскою". Со  введением  нового  городского  устройства,  это
любимое детище Г. получило прочную организацию  и  существует  ныне  под
именем больницы имени Императора Александра III.  В  небольшой  квартире
при  этой  больнице,  в  самой  скудной   обстановке,   среди   книг   и
астрономических инструментов, жил последние годы и умер Гааз; в  ней  же
подавал он советы массе приходивших к нему по утрам больных, снабжая  их
бесплатно  лекарствами  и  делясь  с  ними  своими  последними  скудными
средствами. Популярность его среди населения Москвы была  столь  велика,
что во время холеры 1848 г. граф Закревский просил его, при разъездах по
городу  в  известной  всем  старомодной  пролетке,  останавливаться   на
площадях и успокаивать народ, который его охотно слушал, безусловно веря
"своему доктору". В это же  время,  чтобы  убедить  товарищей  врачей  в
безопасности прикосновения к холерным больным, 70-летний Г. сел в ванну,
из которой только что был вынут умиравший холерный,  и  просидел  в  ней
полчаса.
   Своеобразный в одежде (фрак, жабо, короткие панталоны, черные чулки и
башмаки с пряжками), в образе жизни  и  в  языке  -  живом,  образном  и
страстном,  -  Г.  жил  в  полном  одиночестве,  весь   преданный   делу
благотворения,  не  отступая  ни  пред  трудом,  ни  пред  насмешками  и
уничижением, ни перед холодностью окружающих и канцелярскими  придирками
сослуживцев. Его девиз, неоднократно повторяемый  им  в  посмертной  его
книге "Appel aux femmes": "торопитесь делать добро",  подкреплял  его  и
наполнял своим содержанием всю его жизнь. "Чудак" и "фанатик"  в  глазах
одних, "святой" в глазах других - он бестрепетно говорил всем  правду  и
был всегда бодр и ясен духом. Высокий ростом,  сангвиник,  с  добрыми  и
вдумчивыми голубыми глазами, в поношенном платье и  заштопанных  чулках,
он был вечно в  движении  и  никогда  не  бывал  болен,  пока  первая  и
последняя  болезнь  не  сломила  его.  16  августа  1853  г.  он   умер,
трогательно простясь со всеми, кто шел в открытые по его  желанию  двери
его квартиры, и был, сопровождаемый громадною толпою  народа,  похоронен
на католическом кладбище на Введенских горах. См.  Воспоминания  Евгений
Тур в "Русской Речи", очерк  Лебедева  в  "Русском  Вестнике"  1858  г.;
некролог в "Московских Ведомостях" 1853 г. Главный материал для изучения
деятельности Г. - в делах московского тюремного  комитета  и  московской
врачебной управы.
   А. Кони.
   Автору этой статьи принадлежит честь извлечения имени Г. из забвения,
которому  оно  так  незаслуженно  подверглось.  Обширным  этюдом  о  Г.,
прочитанным в с.петербургском юридическом обществе в январе 1890 г.,  он
напомнил русскому обществу об одном из замечательных его деятелей. Зимою