Генерал Беляев - дворцовому коменданту Воейкову, 1 час 55 минут:
  "Мятежники заняли Мариинский дворец. Благодаря случайно услышанному
по телефону разговору там теперь члены революционного правительства.
Министры, кроме Покровского и Войновского-Кригера, заблаговременно ушли из
дворца. Относительно этих двух сведений не имею".

  Генерал Алексеев - генералам Рузскому и Эверту, 2 часа 12 минут:
  "Государь император повелел назначить сверх войск, высылаемых в
Петроград, согласно предшествовавшей моей телеграммы, еще по одной пешей и
одной конной батарее от каждого фронта, имея на орудие по одному зарядному
ящику и сделав распоряжение о дополнительной присылке снарядов в хвосте
всего движения назначенных войск. Краткий обзор событий в столице сообщу
вам двадцать восьмого февраля".

  Докладная записка главнокомандующего войсками Петроградского
военного округа генерал-адъютанта Иванова - генералу Алексееву, 7 часов
23 минуты:
  "Начальнику штаба Верховного главнокомандующего. При представлении
моем сего числа около 3 часов утра государю императору его императорскому
величеству было благоугодно повелеть доложить вам для поставления в
известность председателя Совета Министров следующее повеление его
императорского величества: "Все министры должны исполнять все требования
главнокомандующего Петроградским военным округом генерал-адъютанта
Иванова беспрекословно".

  Утром Каюров встретился со Шляпниковым, который сообщил ему о
создании Петроградского Совета Рабочих Депутатов. Конечно же его радовало,
что Шляпникову и еще нескольким видным работникам удалось пройти в Совет,
но... Члены ЦК партии были арестованы накануне решающих событий, а Русское
бюро ЦК явно оказалась не на высоте. Каюров грустно усмехнулся - какая
польза от представителя ЦК товарища Шляпникова, если его фактическое
руководство ограничилось отказом помочь достать оружие. Спору нет, хорошо,
что ему удалось пройти в Исполком Совета, но разве для того гибли
товарищи, чтобы нам составить "оппозицию" меньшевикам?
  - Мне кажется, нужно отправить товарищу Ленину телеграмму с просьбой
немедленно выехать в Россию.
  Шляпников вздрогнул, как от пощечины, и едва заметно покраснел.
  - Бюро решает этот вопрос, - высокомерно произнес он.
  Каюров не смутился.
  - Побыстрей решайте, - сказал он сухо и взялся за кепку. - Слушай,
товарищ Шляпников, ты что, не понимаешь, что нам нужно удержать массу в
своих руках, иначе нашей победой воспользуется кто-то другой, только не мы
- большевики, рабочие? Без настоящего руководства мы потеряем все, чего
добились в эти дни. И кстати, борьба еще не кончена - царь в
Ставке, а это двенадцать миллионов штыков.
  Выйдя на улицу. Каюров вспомнил октябрьские дни девятьсот пятого
года, когда, словно грибы из-под земли после теплого осеннего дождя,
откуда-то повылезали самозванные "друзья" рабочих и также быстро исчезли с
горизонта рабочего движения, когда оно было подавлено. Неужели пролетарии
опять дадут себя обмануть? Впрочем, как ни горько, но нужно реально
смотреть на вещи. Много ли кадровых рабочих осталось на заводах: женщины,
крестьяне, есть и сынки лавочников, прячущиеся от фронта.
  Каюров видел действующими на уликах только рабочих и небольшую группу
студентов, больше того, он заметил, что лозунг "Долой войну" явно не
встречает сочувствия меньшевиков и эсеров, прогуливающихся по панелям
Невского. И вот теперь именно у этих полупредателей большинство в Совете.
Как же это получилось? Ну ничего, настоящие выборы еще только начинаются.
  Больше всего он боялся говорунов, которые явятся под видом "друзей" к
рабочим и солдатам. Поймут ли они, как опасны эти "друзья"? Вот что больше
всего беспокоило рабочего-большевика.
  На Сампсониевском проспекте против фабрики Ландрина выстроились две
роты довольно пожилых солдат инженерных войск, к ним подошли командир
части и еще несколько офицеров.
  Поздоровавшись, командир обратился к солдатам с речью:
  - Поздравляю вас, братцы, с великим счастьем. Ненавистное всем
правительство свернуто. Образовалось Временное правительство во главе с
уважаемым всеми членом Государственной Думы князем Львовым. Теперь
останется одно - победить врага внешнего. Временное правительство
призывает вас к успокоению, просит вернуться в казармы и по-прежнему
подчиняться своему начальству - господам офицерам. А теперь прошу по
местам в казармы.
  - Рады стараться! - крикнули несколько солдат, но остальные
смотрели растерянно и зло.
  Услышав эту сладкую речь посланца "друзей народа", Каюров
протолкнулся вперед и крикнул:
  - Позвольте мне слово, господин командир!
  Последовало милостивое разрешение.
  - Товарищи солдаты! Вы только что слышали вашего командира,
призывающего вернуться в казармы и снова подчиняться офицерам и ждать
спокойно указаний от только что организованного Временного
Правительства, возглавляемого помещиками Львовым и Родзянко. Товарищи!
Разве для замены одного помещика другим на улицах Петрограда проливалась в
течение трех дней кровь рабочих? Разве для этого гибли тысячи пролетарских
борцов? Пролетариат Петрограда не пойдет на заводы, пока не добьется своих
прав, пока не отвоюет землю у помещиков. Мы сможем успокоиться только
тогда, когда на место всяких "благодетелей" народа сядет сам рабочий и
мужик. А теперь, господа офицеры, позвольте обратиться к вам. Если вы
действительно хотите счастья народу, то присоединяйтесь к нам. Ну так как?
Отвечайте!.. Товарищи солдаты! Офицеры молчат, значит они пришли с другой
целью, а потому предлагаю их арестовать и из своей среды избрать командный
состав.
  Над строем солдат пронесся гул одобрения. Офицеры угрюмо молчали. Все
произошло слишком быстро. Тут же избрали ротного командира, но куда идти?
  - В Думу! - крикнул кто-то. Его поддержали. "Ну что же, Совет тоже в
Таврическом," - подумал Каюров и встал во главе колонны.
  В Думе он прошел в Екатерининский зал. Здесь Родзянко распинался
перед раскрывшими рот от счастья солдатами - сам председатель
Государственной Думы, его высокопревосходительство говорит для них,
нахваливает! Родзянко воспевал их заслуги перед родиной, вспоминая