вышел изящно одетый, выхоленный прапорщик. Это и был Филиппов. Назвав
себя, Благонравов предложил ему именем Военно-революционного комитета
немедленно передать командование караулом и заведывание складами
Тер-Арутюнянцу.
  Растерявшийся Филиппов перестал улыбаться, услышав твердый тон
молодого офицера, комиссара Совета и, кажется, (о, господи!)
большевика. Дрожащим голосом он начал доказывать "всю недопустимость
предъявленных к нему требований", ссылаясь на воинские уставы и свою
офицерскую честь.
  Благонравов выслушал его, кивнул головой, как будто подтверждая все, что
услышал от Филиппова, и снова спокойно предложил ему сдать командование,
сказав, что в случае неповиновения вынужден будет его арестовать.
  Видимо, эта угроза и была якорем спасения для Филиппова. Он
беспрекословно подчинился, сказав, что не видит иного выхода из
создавшегося положения. По всему его виду чувствовалось, что он доволен
такой развязкой - он снят с поста "силой", и его "офицерская честь"
останется непострадавшей.

  "Ввиду тревожных слухов держать резервы в половинном составе,
высылать для обхода районов патрули. В отмену прежней телеграммы
возобновить необходимые обыски и облавы. Установить постоянное дежурство
комиссара или помощника. О всем происходящем срочно уведомлять по телефону
ј 5-99-12.
  Начальник милиции Петрограда Н. Иванов".

  Караул известие об аресте Филиппова встретил довольно спокойно, и
лишь унтер-офицер разводящий, пытался запротестовать, заявив, что не имеет
права без особого приказания коменданта исполнять распоряжения
Тер-Арутюнянца. Но и это слабое сопротивление было быстро сломлено.
  Для предупреждения всяких неожиданностей Благонравов отдал приказ
выслать для смены караула арсенала надежный взвод пулеметчиков.
  Филиппов между тем ушел, дав честное слово удалиться из крепости на
квартиру и не выходить из нее до особого распоряжения. После его ухода
председатель партячейки Павлов сказал Благонравову, что есть основания
опасаться осложнений со стороны местной команды, в которой Филиппов
пользовался большой популярностью и которая, будучи недовольна таким
поворотом событий и под давлением самого Филиппова, может выступить.
  Выслушав Павлова, Благонравов недоверчиво покачал головой - уж больно
жалким показался ему этот прапорщик, а местная команда просто потихоньку
разбегалась по папенькиным гнездышкам.
  Время летело незаметно. Подошел час собрания.
  Зал гарнизонного клуба постепенно наполнялся солдатами. Офицеры
жались около стола председателя гарнизонного комитета штабс-капитана
Янушевского и о чем-то перешептывались. Заметив комиссара, они тут же
замолчали. Наконец пришел и сам комендант полковник Васильев. Солдаты не
обратили на его приход никакого внимания. Офицеры вытянулись и щелкнули
каблуками.
  Первым взял слово Павлов. После его речи собрание сразу явно
разделилось на две части. За Временное правительство - меньшинство,
большинство - против.
  Выступил комендант. Это был типичный военный, старый царский служака
с зычным голосом, самоуверенными движениями и пустыми глазами. Офицеры,
видимо ожидая какого-то особого эффекта от его выступления, стряхнули с
себя оцепенение, в котором пребывали после речи Павлова.
  Громко, отчетливо сыпал полковник слова о гибнущих в окопах братьях,
ждущих помощи, о своих сединах и старых ранах, о том, что представитель
Военно-революционного комитета - лицо безответственное.
  Речь свою полковник закончил призывом всемерно поддержать Временное
правительство. В ответ раздались жидкие офицерские хлопки.
  После выступления Благонравова и речей самих солдат митинг закончился
так же успешно, как и собрание пулеметчиков.
  Несмотря на позднее время, в крепости никто не спал - начали
приезжать делегации от заводов, моряков и воинских частей за оружием и
боеприпасами.
  В комнате, где обосновался Благонравов, беспрерывно трещал телефон,
принося вести об успехах большевиков на собраниях и митингах по всему
городу. Время от времени незнакомый голос сообщал, что на вокзалы
прибывают карательные отряды с фронта. Большевики знали цену этим слухам и
угрозам. Благонравов только смеялся в трубку, тотчас взрывающуюся
визгом и площадной бранью. Господа, названивавшие по телефонам, очень
хорошо понимали собственное бессилие.

  Телеграмма исполняющего должность командира крейсера "Аврора"
командующему Балтийским флотом контр-адмиралу А.В. Развозову, 23 октября:
  "22 часа 30 минут. Срочно.
  Сегодня днем председатель судового комитета получил приказание от
Центробалта впредь до его распоряжения не выходить из Петрограда.
Председатель судового комитета настаивал перед Дыбенко по юзу13 на
необходимости выхода крейсера на пробу машин, которую предполагалось
произвести в среду, а завтра должны были перейти в Кронштадт. Дыбенко
настаивает на том, чтобы крейсер 25-го и 26-го оставался в Петрограде.
Председатель судового комитета ослушаться распоряжений Центробалта не
считает возможным, о чем и заявил мне. Обо всем донесено минмору.
Лейтенант Эриксон".

  Резолюция, принятая на заседании полкового и районных комитетов
17-го Сибирского стрелкового полка, 23 октября:
  "Так как уже истекает восьмой месяц революции и мы, сидя в окопах,
терпеливо ждем от Временного правительства тех заветных лозунгов, которые
оно обещало нам в первые дни революции, но, увы, они остались на бумаге,
обещанный и справедливый мир нисколько не приближается, Временное
правительство, по всему видно, стало противником мира, надежды потеряны, а
потому требуем:
  1) Передачи всей власти в руки Советов рабочих, солдатских и
крестьянских депутатов, дабы пресечь всякие соглашательства с буржуазией и
ее печатью, дабы водрузить именно защищающую нас власть.
  2) Опубликования тайных договоров, заключенных Николаем кровавым с
французскими и английскими империалистами.
  3) Скорейшего заключения всеми жаждущего мира.
  4) Отмены смертной казни.