Кто сидел, кто лежал, некоторые ходили, беззвучно ступая по мягкому
ковру во всю комнату.
  Терещенко курил одну папиросу за другой. Малянтович прилег на
полукруглом диване, положив пальто под голову, а рядом полулежал в кресле,
положив ноги на стул, Маниковский.
  - Только бы додержаться до утра, а там нас выручат, - мечтательно
сказал "рабочий министр" Гвоздев. - Придут войска с Керенским и уж тогда!..
  Ружейные и пулеметные выстрелы зазвучали все чаще, почти сливаясь.
Вдруг где-то близко возник шум и сразу стал расти, шириться и
приближаться, и в его разнообразных, но слитых в одну волну звуках было
что-то особенное, непохожее на прежние шумы - что-то окончательное. Всем,
кто находился в комнате, вдруг сразу стало ясно, что это идет конец.
Министры вскочили и схватились за пальто.
  А шум все нарастал. Уже у входной двери - редкие, взволнованные
крики, массы голосов, несколько выстрелов, топот ног, какие-то стуки.
  Дверь распахнулась, вскочил юнкер:
  - Как прикажете Временное правительство? Защищаться?
  - Этого не надо! Это бесцельно! Это же ясно! Не надо крови! Надо
сдаваться! - закричали министры. Вперед вышел Кишкин:
  - Если они уже здесь, то, значит, дворец занят?
  - Занят. Заняты все входы. Все сдались. Охраняется только это
помещение. Как прикажете, Временное правительство?
  - Скажите, что мы не хотим кровопролития, что мы уступаем силе, что
мы сдаемся, - быстро перечислил Кишкин.

  Из воспоминаний Малянтовича:
  "...А там у двери тревога все нарастала и стало страшно, что кровь
прольется, что мы можем не успеть предупредить это, и мы все тревожно
кричали:
  - Идите скорей! Идите и скажите это! Мы не хотим крови! Мы сдаемся!
  Юнкер вышел".

  По Дворцовой площади понеслось победное "ура!". Людской поток
перехлестнул баррикады. Юнкера без шапок, без ремней, с бледными лицами, с
поднятыми руками толпой сгрудились среди разваленных поленниц баррикад.
  Короткая схватка на ступенях лестницы. На узкой извилистой боковой
лестнице трудно атаковать и юнкера отражают первый натиск. Но вот и они
бросают оружие.
  В обширном зале у порога - неподвижный четкий ряд юнкеров с ружьями
наизготовку.
  Антонов-Овсеенко и Чудновский во главе отряда подошли к этой горстки
юнцов - последней гвардии Временного правительства.
  Они словно окаменели.
  С трудом красногвардейцы вырвали у юнкеров винтовки из одеревеневших
от страха рук.
  - Здесь Временное правительство?
  - Здесь, здесь! - заюлил юнкер и. заглядывая Антонову в глаза,
видимо, неожиданно для самого себя шепнул, глупо улыбаясь: "Я ваш".
Антонов усмехнулся и открыл двери.
  За ними новая стена юнкеров, дрожащих и растерянных. Внезапно
откуда-то на свет вынырнула фигура в сюртуке:
  - Что вы делаете?! Разве не знаете! Наши только что договорились с
вашими. Сюда идет депутация городской думы и Совета с Прокоповичем и
красным фонарем! Сейчас будут здесь!
  Чудновский не утерпел, схватив "генерал-губернатора" за отвороты
сюртука, он швырнул его в ряды красногвардейцев, процедив сквозь зубы:
  - Вы арестованы, господин Пальчинский!
  Подхваченный на лету, "генерал-губернатор" барахтался в руках рабочих
и матросов, обиженно повторял:
  - Товарищ Чудновский... товарищ Чудновский!..
  Антонов и Чудновский вошли в комнату. Вот оно - правительство
временщиков, последнее буржуйское правительство на Руси. Застыли за
столом, сливаясь в одно размытое белое пятно.
  - Именем Военно-революционного комитета объявляю вас аре-стованными!

  Дневник Ливеровского:
  "I час 50 мин. Арест.
  2 час. 10 мин. Отправились под конвоем.
  3 час. 40 мин. Прибыли в крепость. 5 час. 5 мин. Я в камере ј 54".

  Телефонограмма Междурайонного совещания районных Советов рабочих и
солдатских депутатов Петрограда и окрестностей Петергофскому Совету, 26
октября 1917 г.:
  "2 часа 4 мин. был взят Зимний дворец. 6 человек убито - павловцев.
Комендантом Зимнего дворца назначен Чудновский".

  По коридору шел солдат-самокатчик в черной кожаной куртке. На плече у
него висел планшет.
  - Где штаб Военно-революционного комитета? - спросил он у
часовых-красногвардейцев.
  - А тебе кого?
  - Ленина. Донесение.
  Один из часовых приоткрыл дверь:
  - Так что требуется разводящий. Прибыл курьер в штаб. Без пропуска.
Требует Ленина.
  Вышел разводящий, спросил откуда и от кого курьер.
  - Из Зимнего дворца. От главнокомандующего Подвойского.
  - Донесение! - четко сказал самокатчик, входя в соседнюю комнату. -
Требуется Ленин.
  - Что скажете, товарищ?
  - Вы и есть Ленин? - с любопытством глядя на него, спрашивает
самокатчик, и лицо его невольно, на мгновение, расплывается в радостную
улыбку. Он быстро расстегивает планшет, достает лист бумаги, бережно
передает его, отдает честь и рапортует:
  - Донесение!
  - Благодарю, товарищ, - говорит Ленин и протягивает руку солдату. Тот
смущен, берет руку обеими руками, встряхивает, улыбается. Потом снова
отдает честь, резко, по-военному, поворачивается кругом и, на ходу кладя в
сумку листочек, на котором Ленин расписался в получении донесения, выходит
из комнаты.