устраивало, так как они этого государства тоже не признавали.  Издавая книгу
в "Ныо Фолкен",  я вставил страничку с благодарностями, где отдавал  должное
Лири, а также упомянул его имя в посвящении. "Фолкен", как  я и предполагал,
ничего не  имел  против. Это  издательство  всегда  было  альтернативным  по
отношению  к издательскому  истеблишменту,  как  некогда  Падея  выступала в
качестве альтернативы истеблишменту академическому.

     "Прометей  Восставший"  был одной  из первых книг  "Фолкена" и, как мне
кажется, первой, в которой был  применен компьютерный набор. Как и следовало
ожидать, в результате книга  вышла  с такой массой  опечаток, что еще долгие
годы я чувствовал  себя  неловко. (Когда издатели "Кроникл"  в Сан-Франциско
впервые  применили компьютерный  набор,  у  них возникли  те же  проблемы. Я
помню, как в одной из их статей начальник полиции, гневно осуждая наркотики,
вдруг выдал  фразу о том, с каким волнением  он всегда  ждет встречи с Микки
Маусом и  Гуфи.  По-видимому,  эта строка  по ошибке  попала  туда из другой
статьи, но выглядело все это так, как будто начальник полиции  сам употребил
какую-то серьезную "химию".) В данном издании я исправил опечатки везде, где
смог  их обнаружить; сейчас  я  слишком много знаю,  чтобы предполагать, что
обнаружил их все до единой. (Десятый Закон  Уилсона: сколько бы раз писатель
ни вычитывал свою  книгу, враждебные ему  критики всегда  найдут в  ней хоть
одну пропущенную им опечатку.)
     Кроме того, я привел более  свежую информацию во всех местах,  где,  на
мой  взгляд,  это  было необходимо.  Я  даже  добавил несколько  новых  идей
(которые, конечно же, кажутся мне блистательными только  из-за их новизны) и
новых шуток, -- в общем, "навел глянец" на  весь текст. Эта книга до сих пор
одна из моих самых  любимых и, по-моему, так же  высоко ценится большинством
моих почитателей.
     В  конце   80-х  в  германо-швейцаро-австрийском  регионе  одновременно
существовали три ее  немецкоязычные версии  --  роскошное издание цюрихского
"Сфинкс  Ферлаг", массовое издание  в мягкой обложке  гамбургского  "Ровальт
Ферлаг"  и еще  более дешевое пиратское  издание  троглодитов  из unterwelt.
Последние, безусловно, и не  помышляли о выплате  мне  авторского  гонорара,
однако  то, что моя аудитория  охватывает  три  разных экономических уровня,
позволяло  мне  чувствовать  себя  очень  популярным  в  Центральной  Европе
писателем.
     В  преддверии  очередного,  уже  десятого,  издания  этой  "заумной"  и
"вычурной" книги, карьера которой началась в 1978, я лишь слегка смущен тем,
что некоторые ее прогнозы  оказались чересчур оптимистическими. (Я, конечно,
их пересмотрел в соответствии с нынешним уровнем  моих знаний  и  суждений.)
Гораздо больше меня удивляет и радует то, что многие прогнозы, высказанные в
этой книге, сейчас кажутся намного менее шокирующими, чем во времена,  когда
появилось  ее  первое  издание.  Действительно,  все  самые  смелые и  самые
"утопические"  мои  предсказания  сегодня,   в  1990-х,  являются  реальными
проектами,  находящимися в фокусе мировой науки. Точные предсказания на  два
десятилетия вперед, пусть даже в очень немногих  областях, можно расценивать
как  определенный  успех  в  футуристической  игре.  И  каждое  сообщение  с
потрепанной  космической станции "Мир" напоминает мне о том, что часть  моих
"космических"  прогнозов,  обещавших  "слишком  много  слишком  скоро",  уже
воплотилась в реальность, а остальные близки к этому.
     Куда  больше  меня  огорчают  мои лирические взывания  к Интенсификации
Разума.  В 70-х  я не отдавал себе отчета, насколько  "молодежная революция"
60-х напугала нашу  правящую  элиту, и не предполагал, что верхи постараются
предотвратить будущие всплески радикального утопизма намеренным "отуплением"
системы образования. То, что  мы получили, -- так называемое "Поколение Икс"
-- я бы назвал не  только самым невежественным,  но и самым параноидальным и
депрессивным поколением за всю историю  нашей страны. Я согласен со  звездой
запрещенного радио Трэвисом  Хиппом в том, что паранойя и депрессия являются
неизбежным результатом невежества. Эти дети не только ничего не знают -- они
даже  не хотят знать. Они лишь смутно сознают, что кто-то  их чего-то лишил,
но у них не хватает то ли смелости, то ли злости, чтобы попытаться выяснить,
кто именно и чего их лишил.
     К счастью, этот Век Тупости  не может продолжаться очень  долго. Сейчас
многие уже  знают, что хорошие телевизоры или видеомагнитофоны делают только
в Японии,  хорошие  автомобили --  в  Японии  или Германии, и т.  д. В конце
концов, чтобы мы не  опустились до уровня стран третьего  мира, элита просто
вынуждена  будет  разрешить  более качественное образование для американской
молодежи.
     Недавно  я посмотрел  фильм  "Край", который я  считаю лучшей картиной,
вышедшей  в  Голливуде  после  "Молчания ягнят".  По-видимому,  не  является
совпадением, что в  этом фильме также играет Энтони Хопкинс. В одной из сцен
Хопкинс и  его  партнер  Алек  Болдуин попадают,  казалось бы,  в  абсолютно
безвыходную ситуацию: заблудившиеся  посреди Арктики, преследуемые  голодным
медведем, безоружные, явно обреченные на смерть. Болдуин впадает в отчаяние,
а Хопкинс произносит  великолепный монолог,  пытаясь  поддержать  друга.  Он
говорит что-то вроде: "А ты знаешь, что  можно добыть огонь из  льда? Можно,
это точно. Огонь из льда. Подумай над этим. Огонь из льда. Думай. Думай!"
     Эта   загадка   имеет   как   прагматический,   так   и   символический
(алхимический)  ответ. Прагматический ответ вы найдете в  фильме, и он может
вам  пригодиться,  если вы  когда-нибудь потеряетесь  в  северных просторах;
алхимический  же,  или  дзэновский ответ  также содержится  в фильме, но  он
станет  доступен лишь тем,  кто поймет  героя, которого  играет  Хопкинс. Он
может оказаться полезным, когда вами овладеет отчаяние.
     Итак, для тех,  кто, прочитав эту книгу, все же не  сможет понять моего
ницшеанского жизнелюбия, я вновь цитирую:
     "Огонь из льда. Думай! Думай!"
     Кем же  был этот самый Прометей  и почему он  дал нам  в первую очередь
огонь?


     Роберт Антон Уилсон


     Введение

     Израэль Регарди



     Способность синтезировать различные точки зрения, научные, социальные и
философские, -- редкий дар. Немногие отваживались на подобную попытку.