Прежде чем принять решение  о том, нападать  ли вам, убегать или не обращать
внимания на это  животное, вы должны принять серию других решений.  Обезьяна
это или не обезьяна? Если это не обезьяна, то как оно настроено по отношению
к обезьянам  -- дружелюбно или враждебно? Если обезьяна, то самец или самка?
Если самка, то брачный ли у нее период? Если самец, то взрослый или молодой?
Если взрослый,  то  из  какой он группы  --  своей или  чужой?.. На все  эти
решения  у вас имеется не  больше одной пятой секунды, иначе вы  можете быть
атакованы.


     Программа  биовыживания  вначале привязана к безопасной  области вокруг
матери  (оральный импринт), а  затем по  мере роста  начинает охватывать все
более широкие  области, определяя, что  опасно,  а что  --  нет.  Без жестко
заданных генетических  (т.  е. автоматических)  программ второй  этап был бы
невозможен и ни одно млекопитающее никогда не покинуло бы материнскую грудь.
Жестко  заданные  программы выполняются автоматически  (БЕССОЗНАТЕЛЬНО), так
как, если  бы вы в каждой ситуации останавливались и начинали думать, вас бы
съел первый же хищник.
     Безусловно, импринт закрепляется случайно -- обстоятельствами  в момент
импринтной уязвимости.  (Вспомните  гусенка, который импринтировал шарик для
пинг-понга.)  У  некоторых   импринтируются  храбрость,  любознательность  и
стремление   к   исследованиям;   удругих--   робкость,   инфофобия   (страх
непредвиденного) и замкнутость,  крайним проявлением чего  является импринт,
называемый аутизмом или детской шизофренией.
     Все   это   --   поведение    роботов,   пока   человек   не   научится
перепрограммировать  и  переимпринтировать  контуры  собственного  мозга.  В
большинстве  случаев достичь такого  метапрограммирования  так и не удается.
Если  же  оно происходит,  то происходит  в мгновение ока, на  автопилоте, в
нулевое время.  "Я  и  сам не понял,  как  сделал  это",  -- говорит солдат,
осужденный трибуналом за трусость или награжденный за храбрость.
     Конечно, на жесткое импринтирование  контура биовыживания накладывается
"более  мягкое"  кондиционирование.  Это   позволяет  раздвинуть  безопасный
периметр  от материнского  тела до  границ стаи или племени --  "расширенной
семьи".







     Сознание первого контура "одномерно".




     Каждое  общественное  животное  имеет,  в  дополнение  к  дарвиновскому
"инстинкту"   (генетической  программе)  самосохранения,   инстинкт   защиты
генофонда. Это --  основа нашего  человеческого  альтруизма, а  общественные
животные без этого инстинкта просто не смогут выжить.
     Дикие собаки (и  волки)  лают,  чтобы  предупредить  остальную  стаю  о
приближении постороннего. Ваша домашняя собака  воспринимает  вас как вожака
стаи; она тоже  лает,  чтобы  предупредить вас о  приближении  постороннего.
(Лай,  конечно, также предупреждает  и  постороннего -- о  том,  что  собака
готова защищать свою территорию.)
     С  развитием  цивилизации  стайность  (племя,  расширенная семья)  была
разрушена. В этом  корень  широко распространенной аномии  враждебности, или
экзистенциальной драмы, которую так красноречиво описывают многие социальные
критики.  Произошло  вот   что:  кондиционирование   биовыживательной  связи
кондиционированием   биовыживательного   стремления   к   обладанию  особыми
кусочками бумаги, которые мы называем "деньгами".
     Выражаясь более  конкретно, современный человек не ищет биобезопасности
в  генофонде,  стае,  расширенной  семье. Биовыживание  зависит  от кусочков
бумаги. "А без  денег жизнь плохая,  не  годится никуда". Если  эти  бумажки
отобрать,   у   человека  сразу   же   возникает   острое   биовыживательное
беспокойство.
     Представьте себе как можно отчетливее, что бы вы почувствовали и как бы
вы  поступили, если  бы завтра  иссякли все ваши  источники биовыживательных
бумажек  (денег). В точности то же ощущает человек  из племенного  общества,
будучи отрезанным от  своего племени; вот почему изгнание или даже остракизм
на протяжении всей человеческой истории  были  достаточными  средствами  для
укрепления  внутриплеменных  связей. Еще во времена Шекспира угроза изгнания
вызывала  у  человека  сильнейший ужас  ("Изгнание!  Изгнанье --  выраженье,
Встречаемое воплями в аду", -- восклицает Ромео).

     В традиционном обществе принадлежность к племени была биобезопасностью,
а  изгнание  --  ужасом  и  смертельной  угрозой.   В  современном  обществе
биобезопасностью  является  обладание  бумажками  (деньгами),  а  ужасом  --
лишение их.
     Вэлфэризм,  социализм, тоталитаризм и т.  п. представляют собой попытки
(с разными соотношениями  рациональности  и  истерии) восстановить племенную
связь путем замены генофонда государством. Консерваторы, заявляющие,  что ни
одна из форм вэлфэра для них неприемлема, на деле требуют, чтобы люди жили в
тотальном биовыживательном беспокойстве и аномии (проще говоря, в постоянном
страхе).   Конечно,  они  смутно   это  понимают   и   предлагают   заменить
государственные  социальные программы "местной благотворительностью"  --  то
есть предлагают волшебным образом восстановить генофонд среди людей (жителей
обычного города), которые генетически не связаны вообще.
     С другой стороны, государство не  является генофондом  или племенем и в
действительности  не может играть роль  полноценной  единицы биовыживания. В
системе   вэлфэра  все   становятся  параноиками  из-за  постоянного  страха
оказаться    "отрезанными"   ("изгнанными")    по   причине    какого-нибудь
незначительного нарушения  в  работе все более усложняющейся бюрократической
системы.  А   в   реальном   тоталитаризме,  где  поддельное  отождествление
государства  с   племенем  достигает  уровня  нового   мистицизма,  паранойя
становится вообще тотальной.
     Настоящая  связь может  возникнуть только в  небольших группах, где все
друг друга  знают.  Отсюда происходит постоянное  (хотя  труднодостижимое  в
условиях   постиндустриального   общества)   стремление  к  децентрализации,
возврату   к  племенному  этосу,  замене  Государства  синдикатами   (как  в