служившие у большевиков.
     Копия
     24. Донесение  начальника политического отдела Западной добровольческой
армии Бермонту-Авалову
     No 22. Отделение в Берлине, 4 октября 1919 года
     Секретно
     Командующему Западной добровольческой армией.
     Сегодня у  меня опять был  директор Ориент-банка 20, который
согласен  открыть  в  районе   армии  частный  торгово-промышленный  банк  с
капиталом  в 50 миллионов. Капитал идет в распоряжение Ваше как командующего
армией. Сделку можно заключить, но нет от Вас полномочий, которые ожидаю.
     Военно-политический  совет   закрыт,  и  всем  немецким  финансовым   и
политическим группам объявлено, что с Митавским фронтом они могут  сноситься
через наше отделение Политического отдела, которое обо всем немедленно будет
доносить на благоусмотрение Вашего Превосходительства.
     Сегодня  мне   представлялись  барон  Корф  и  барон  Унгерн  Штернберг
21,  официальный представитель армии  Колчака, а также заведующий
центральным для Европы Агенмор. Вступил с ним в полную связь для поддержания
престижа Вашего  и положения. Общее  мнение таково,  что было бы чрезвычайно
для Вас выигрышно объявить поход  на Москву и, взяв Двинск, идти на Смоленск
по линии железной дороги; в  таком случае Вам не нужно ни громоздкого обоза,
ни большого количества лошадей и повозок.
     У Смоленска Вы получите поддержку  Деникина  и ликвидируете  конфликт с
Юденичем. Дивизион остается на месте и поддержит Ваше правительство, которое
останется  или в  Риге,  или  в  Двинске.  Вам не нужно думать, что  будет с
правительством. Вам  нужно  думать  о себе и Вашем  дальнейшем  победоносном
наступлении. Остальное приложится. К моменту подхода Вашего к Смоленску, Вас
Деникин безусловно поддержит всеми средствами.
     Но,  к  моему глубокому  сожалению,  я  решительно  никаких указаний от
Вашего Превосходительства  ни по вопросу о банке, ни  по вопросу о марках до
сего времени  не  получил.  Прошу  срочных распоряжений. Ультиматум  Антанты
22 сглаживается и, кажется, очень скоро совершенно сойдет на нет.
Ждут занятия Вами Риги.
     За начальника отделения А. Реммер.
     Копия.
     25. Неизвестный автор -- Бермонту-Авалову
     [5 октября 1919 года]
     Дорогой Павло, спасибо еще большое за милые дни у Тебя, я страшно  рад,
что  был  там и воочию убедился,  какая  у  вас  постановка и какая работа и
единодушие  --  диаметрально  противоположное  тому,  что  происходит здесь.
Доехал хорошо,  но утомительно:  благодарю Протопопова  за  письмо,  которое
никогда не получил. Передам  Карцеву посылки для Тебя, часть  передай матери
Мет -- белье прими от нас, оно  Тебе пригодится, хотя оно и весьма неважное,
но лучшего у нас нет, а ведь Тебе белье нужно -- но оно для Тебя -- а не для
раздачи, понял. Сам носи, а то отберу опять. Я очень беспокоюсь за  то,  что
происходит у вас там, все это может кончиться  более  чем плачевно благодаря
нелепым и идиотским распоряжениям  здешнего  правительства, столь недостойно
боящегося Антанты --  которой бояться нечего совершенно. Очень  досадно, что
Энгельгардт не  приехал  до сих пор,  это  признак  скверный, а главное, это
очень плохо, что дело и там и здесь принимает затяжной характер. Бискупский,
ушедший наконец  после провала с  тем  преступником,  о котором  я  их  всех
предупреждал и с которым они за моей спиной вели  переговоры  23,
обещал мне этого не делать, вновь бодрится, а это  признак тоже плохой. Надо
было решительно и быстро действовать, как мы и предполагали и решили, и я не
понимаю, что могло помешать всему этому.
     Если Дурново приедет к  Тебе  и Ты ему дашь дело там  или здесь,  то  в
Твоих же интересах советую Тебе отстранить от всякого дела и не допускать ни
к  чему  ротмистра  Ал.  Ал.  Скрябина,  это  человек  недоброжелательный  и
подвергнут сплетням нехорошим,  я его здесь быстро раскусил  и понял,  и  из
меня ему  не удалось  ничто вытянуть,  хотя  он  и старался это  сделать  --
берегись его,  он  не наш, наоборот, причем злорадствует.  Гижицкий тоже его
знает. О  Гижицком  иногда подумывай,  он хороший  малый  и  не  жалко о нем
немного заботиться.  Матери  Мет  дай  возможность  удрать, если Ты покинешь
Митаву, а то она там погибнет, второй раз чудом не спасется, как первый раз.
Я все-таки повторяю, будь осторожен с Твоим адъютантом  Леницким, там далеко
не все благополучно,  и Ты ради личных чувств можешь повредить делу страшно.
Что касается  Реммера, то я остался при своем мнении, что он ведет  двойную,
если не тройную игру и он не Твой  человек и это Ты еще несомненно испытаешь
на себе,  если не  поверишь нам -- Реммер ведет себя  более чем странно, это
человек опасный -- имей это в виду и поверь мне, ведь мне ничего не надо и я
Тебе все это пишу лишь из чувств дружбы и ради дела  -- это Ты знаешь, т[ак]
ч[то]  суди сам, прав ли я или нет  --  на карте  много  стоит и  надо  быть
осторожным,  но и решительным, и  будь Ты таким и поверь,  дело  выиграет, а
ведь это теперь все что надо.
     Я  все  жду  письмо   Врангеля  24,  чтобы  сообщить  ему  о
санитарном положении  у  нас.  Сейчас здесь в  министерстве сдвиг не  в нашу
пользу и мало надежды получить деньги, но я сделаю все что можно  и Конрадий
Ост[ен]-Сак[ен] тоже старается вовсю.
     Что касается  Дурново, то я  судить о нем не могу,  видел его лишь раз,
но,  кажется, говорят, что он  балалайка,  из  которой можно извлечь  дурные
звуки, и что он недурный инструмент в подходящих руках, но пальцы в рот я бы
ему  не  положил, тем  более,  что  лично  убедился,  насколько  мало  можно
полагаться на его слова: он мне говорил определенно одно, а сделал другое --
это мне не нравится, я, как Ты знаешь, люблю  правду, тем не менее лучше его
иметь в своем лагере, нежели в лагере противника.
     6  октября  1919. Сейчас  видел  минутку Энгельгардта, слава Богу,  что
здешние известия преувеличены и неверны и дело так себе у  Вас.  Мне много и
часто приходится сражаться с нелепыми слухами  и сплетнями, распространяемых
Твоими "друзьями" о Тебе и армии --  не всегда легко бороться, в чем виноват
Ты сам  своей  неосторожностью: надо  быть осторожнее,  имея на руках  такое
огромное дело величайшей важности. Я совершенно поражен и не нахожу ни слов,
ни  объяснения тому, что  Ты дал Реммеру столь широкую доверенность -- разве
Ты никому из нас не веришь и  веришь лишь ему. Прав ли Ты верить только ему.
Думаю что нет, знай, что у Тебя есть друзья бескорыстнее и более верные, чем
он,  и,  когда  Ты в этом убедишься,  будет слишком поздно. Реммер  человек,
которому Ты не  смеешь сильно доверяться  -- его деятельность здесь очень не
ясна,  наоборот  --  темна  и  он может страшно  повредить  делу  при  такой
самостоятельности  -- отвечать  же за  все будешь  Ты. Ряд его  шагов  здесь
совершенно недопустимы и неприемлемы -- просто опасны, но Ты, очевидно, лишь
осведомлен им о том, что ему удобно и угодно. При таких условиях, новое дело