Тимур приказал переводчику:
     - Иди, проведи этих десятерых по дворам, куда согнали пленниц. Дай каждому из них по две, каких выберут. А польстятся, дай по три.
     Старший наставник улемов опять закачал головой:
     - Не надо их нам!
     Но смуглый улем, прятавшийся за кудрями лоснящейся бороды, знал, что делать с женщиной, чтобы всю жизнь она от радости хохотала, как от щекотки. Теперь его женщинам не до смеха - они схвачены захватчиками. Он упрямо заспорил с наставником:
     - Сперва надо взглянуть. Взглянутся, так почему же?..
     - Но там наши же: жены и дочери соседей, согражданки.
     - Им будет лучше с нами, чем брести в неволю, где дороги длинны, а жизнь коротка.
     - Идите! - отпустил их Тимур. - Ты, Шах-Малик, опеки их. А вы, учитель, останьтесь!
     Пятясь, дамаскины ушли. Ибн Халдун с холодного пола не посмел переступить на маленький ковер.
     От холода ли, от напряжения ли Ибн Халдуна била мелкая дрожь, заныли зубы, хотя их осталось уже мало.
     Тимур дал знак воинам, и те втащили тяжелый свиток плотного ковра.
     Ковер, белый, покрытый вперемежку алыми восьмигранниками роз и остроугольными звездами, раскатился, застилая весь пол.
     Громко, словно деревяшками, щелкнув пятками, Ибн Халдун соступил с каменных плит на глубокий, как баранья шкура, ворс. Как зубы, заныли щиколотки, согреваясь.
     Воины же по краям ковра постелили узкие стеганые одеяльца. Тимур, ласково протянув ладонь, пригласил историка:
     - Садитесь.
     Ибн Халдун опустился на колени, сел на пятки, прижав ладони к коленям. От пестреньких одеялец, казалось, исходит тепло и запах сухого хлопка. Только подняв усталое и притихшее лицо, Ибн Халдун увидел, что Тимур не спускает с него глаз.
     Переводчик, один оставшийся здесь после ухода дамаскинов, неподвижно стоял неподалеку.
     Ибн Халдун, всегда знавший, когда и какое слово надо сказать, молчал: сейчас, здесь, он не знал, о чем хотел бы услышать Тимур.
     - Много ли дорог по Магрибу? - спросил Тимур.
     - Там дороги вдоль берега. Через пустыню нет дорог: что за дорога, когда пески ползут?
     Тимур сказал с укором:
     - А у нас через пески много дорог. Барханы ползут, а караваны идут. Где дорога не видна, караваны идут по звездам.
     Сказал и посмотрел на историка не то выжидающе, не то с подозрением. Но Ибн Халдун упрямо повторил:
     - Какие там дороги, где пески ползут! Дороги тянутся по берегу.
     - Но и среди пустынь города стоят.
     - Какие там города, если кругом пески.
     - И есть древние города. И базары великие. Скот. Финики. Шерсть. Рабы. Лошади. Очень хорошие лошади. Много золота.
     - В пустыне? О великий амир! Нет золота!
     - Золота нет, а базары есть! Базары без золота? - поймал его на слове Тимур, и глаза Повелителя Вселенной повеселели. - И лошадей много.
     - А как их добыть оттуда, когда они за песками? Через песок верблюды идут, а не кони.
     - И кони переходят! Табуны! Те кони приучены.
     - О Повелитель! Нет коней! В пустыне песок, а не кони.
     - И рабов много.
     - Черные. На работе не годятся. Только спят.
     - Там скот хорош! - сказал Тимур.
     - Скоту через песок не перейти.
     - Переходит. Я видел магрибский скот. Оттуда пригоняли. Я видел...
     Тимур вдруг смолк: на этих словах он попался. Заметил ли Ибн Халдун его промах?..
     Ибн Халдун знал, что на те базары, до которых доходил Тимур, скот из Магриба не пригоняют, из Магриба скот в иные годы доходит до Каира, да и то длительными переходами. Тимур промахнулся, сказав неправду, и теперь историк опустил глаза, опасаясь, что изобличенный Тимур рассердится.
     Ибн Халдун осторожно возразил:
     - Сюда могли дойти овцы. Но овцы там невзглядные, голопузые, на длинных ногах. Такое стадо - не добыча. И если выдержит перегон, костляво бывает. А тут его не нагуляешь, тут его кормить нечем: здешнюю траву он не ест.
     - Для хорошего скота у нас лепешек хватит.
     Только теперь Ибн Халдун взглянул на Тимура. Глаза их встретились. И оба не отвели взгляда, глядя прямо друг другу в глаза со вниманием.
     Тимур приподнял брови.
     - Как продвигается ваша работа, о коей я вас просил?
     - Слава вам! По вашему слову я закончил "Дорожник". Без вас я не нашел бы сил на такой труд.
     - Я намерен его послушать.
     - Остается только перебелить некоторые страницы, куда я вписал подробности, чтобы вам видней была дорога.
     - Чем же мне отблагодарить вас? Скажите. Любую вашу просьбу исполню.
     - Мое желание одно, о щедрый Повелитель, оно одно - служить вам.
     - Вот как... - ответил Тимур и задумался.
     Он опять взглянул на Ибн Халдуна.
     - Говорят, у вас очень хороший мул.
     - Мой мул?
     - Да.
     - Простой мул. Но резв, крепок.
     - Продайте мне своего мула.
     - Моего мула? Вам?
     - Да.
     - Нет! Ни за что! Такому человеку, как вы! Нет!
     - Почему?
     - Я сам принадлежу вам, а значит, и мое имущество. Возьмите все, что бы ни приглянулось! И мула тоже.
     - Нет, я хочу его купить. Сколько он стоит?
     - Я не помню цены, какую за него дал.
     - Так я узнаю, чего он стоит. А пока скажите свое самое заветное желание.
     - Право, у меня нет иного желания.
     Ибн Халдун замер. Горло его сжалось. Воздух пропал. Казалось, сердце остановится. Но он сумел справиться с сердцем и покачал головой.
     "Ловушка, - думал историк с привычной настороженностью, - испытывает!.." Но почтительно поклонился:
     - Мне лестно здесь. Мне зачем уезжать?
     - Потому я и покупаю вашего мула. Отныне своим седлом седлайте любую лошадь из нашего табуна, как мой соратник. Так чего же стоит мул?
     - За мула цену дайте сами, милостивый амир!
     - Я пришлю вам деньги за мула.
     - Я сберегу их, как сокровище.
     - Ну вот и поладили! - кивнул Тимур.
     Казалось, беседа закончена. Оба замолчали. Но, пользуясь этим благосклонным молчанием, Ибн Халдун заботливо спросил:
     - Хорошо ли вам тут, во дворце Аль Аблак? Понравилось?
     - Кто-то тут книги разбросал. Ковры уволок.
     Снова наступило молчание. Тимур спросил:
     - А что значит это прозвище: Аль Аблак?
     - Смысл один, но понятий много - пестрый, пегий...
     - Пестрый? Ничего такого не знаю, что было бы пестро и хорошо. Если что хорошо сделано, оно не пестрит. А пестрый, - значит, нет согласия. Пестрота - от неверного глаза, от сырого вкуса. Мастер, чем он сильнее, тем больше красок может согласовать. Я видел много великих зданий, они многоцветны, а не пестры. В Дели, в Иране, в Багдаде. В Армении камня много, а скудно: цвета нет, ствол без листьев.
     - О премудрый амир! Истинно! Как зорко видите вы красоту во вселенной! - вскинул глаза историк, хотя и не понял слов об Армении: ствол без листьев.
     - Пегий? Ага! Пегий конь приносит табуну счастье, приплод. Пегий конь в битве смел, сметлив: много случаев знаю, когда воин уцелевал, сидя на пегом коне. Пегий дворец... Хорошо! Пегий дворец.
     - Да принесет он вам удачу, о амир!
     Вдруг став строгим, Тимур нетерпеливо повторил:
     - Надо послушать ваш "Дорожник". Путь до океана через весь Магриб.
     Опытный Ибн Халдун понял, что время милостивой беседы истекло.
     - Я положу его к вашим стопам немедля, когда кликнете.
     Под взглядом Тимура он поднялся с одеяльца, встал на отогревшиеся и оттого такие гибкие ноги, откланялся и пошел.
     В прихожей он не сразу нашел свои туфли, отодвинутые в развалившуюся груду книг.
     Очень решительно, быстро Ибн Халдун ухватил несколько книг, показавшихся более древними и чем-то примечательными, и вышел, прикрыв книги складками бурнуса.
     Когда он соступал по ступенькам, ему навстречу уже вводили во двор гнедого мула.
     Ибн Халдун посторонился, пропуская столь знакомое животное, и, как показалось, мул взглянул укоризненно на недавнего хозяина заплаканными глазами, окаймленными тяжелыми ресницами.

ГЛАВА XIX

"ДОРОЖНИК"

1