- Мне не до шуток.
     - Потому я и держу деньги наготове.
     - Двадцать! - вдруг решился Мулло Фаиз.
     - Больше пятнадцати не дам.
     Отказ от такой неслыханной уступки и небывалая на самаркандском базаре твердость Сабли убедили Мулло Фаиза, что дела плохи и надо спешить.
     - Берите!
     - Сперва глянем, хорош, ли товар. Да и сколько его там?
     На душе у кожевенника стало еще тревожней. Товар был хорош, он всю жизнь торговал кожами. Дело это перешло к нему от отца, семья их занималась этой торговлей исстари: сказывают, прадед еще от Чингиза кожи сюда возил. Мулло Фаиз плохими товарами не торговал, лежалого сбывать не мог: тогда от него ушли бы покупатели, а большой купец без покупателей - как голова без туловища. Прежде он не дозволил бы чужому человеку даже через щель заглядывать к себе на склад и тем паче рыться у себя на складе, но теперь и весь склад отдан, и товар продан весь, до последнего лоскута, и уже не выгонишь чужого приказчика со своего склада.
     Сабля, между тем, позвал:
     - Эй, Дереник!
     Из-за лавчонки высунулась голова длинноволосого армянина. Сабля распорядился:
     - Огляди-ка товар у купца, - каков, сколько.
     - Не долго ли он будет ходить? - встревожился Мулло Фаиз, заметив, что к Сабле направляется остробородый, худой, как костяк, старик Садреддин-бай, опережая своими костями раздувающийся легкий халат.
     - Слыхал, кожи берете? - спросил, подходя, Садреддин-бай у Сабли, мраморными глазами вглядываясь в ненавистного ему Мулло Фаиза.
     - Если цена подойдет! - ответил Сабля.
     - А почем положите?
     - Сегодня пятнадцать! Завтра десять.
     Старик так резко сел на край лавки, что раздался треск то ли досок, то ли костей.
     - Почем? - переспросил он, и показалось, что ухо его вытянулось, как хобот, к самому рту Сабли.
     - Как взял у Мулло Фаиза, так и вам предложу: пятнадцать.
     Садреддин-бай осипшим голосом просвистел Мулло Фаизу:
     - И вы отдали?
     С достоинством, гордо и даже как будто весело, не желая терять лица перед извечным соперником, Мулло Фаиз подтвердил:
     - Отдал!
     - Зачем?
     - Деньги получить.
     - Зачем?
     - Чтобы спасти их! - с отчаянием признался Мулло Фаиз.
     Садреддин-бай, известный на весь Самарканд своей скаредностью, торопливо просипел:
     - И я отдам. Но по той же цене. Меньше не возьму.
     - Пятнадцать? Не много? - как бывалый купец, подзадорил старого купца Сабля.
     - Окончательно!
     - Ну, уж ради первой сделки... ладно! - согласился Сабля.
     От Сабли пошли вместе, удивляя этим весь базар, никогда до того не узнававшие в лицо друг друга Садреддин-бай и Мулло Фаиз.
     - Куда теперь деть эти деньги? - размышлял Мулло Фаиз. - Я, кроме кож, ничем не торговал.
     - Отец мой торговал с Индией...
     - Чем?
     - Нашим шелком.
     - Так и сделаю! Закупаю наши шелка. А вы?
     - Надо спасать деньги! Предлагаю складчину. Закупим наших шелков на всю наличность, пока базар не опомнился.
     Мулло Фаиз решительно согласился.
     На одном из складов с шелковым товаром они долго торговались, но, несмотря на уступчивость шелковщика, денег у них достало лишь на несколько жалких кип.
     После покупки скаред Садреддин-бай пригласил Мулло Фаиза к себе в гости, и, прежде считавший ниже своего достоинства ходить по чужим домам, Мулло Фаиз радостно принял приглашение, как единственный просвет за все это хотя и солнечное, но столь страшное утро.
     Теперь им оставалось ждать дней, когда Индия предъявит спрос на полосатые бекасамы Самарканда, и тогда заработать по сто за десять. Тогда дело пойдет еще веселей, чем шло до сего времени.
     После полуденной молитвы по всему базару толковали и шептали, что Сабля скупил за утро все кожевенные запасы по всему городу.
     - Сабля? Постой, постой... Откуда у него деньги?
     - Платил наличными!
     - Сабля? Наличными? За всю кожу в городе? Тут что-то не то!
     Но как ни прикидывали, не смогли распутать этого узелка.
     А Сабля пришел к Мулло Камару и отчитывался в своих покупках, возвратив хозяину опустелый сундучок.
     Мулло Камар обстоятельно допросил своего приказчика, не ускользнул ли хоть один крупный кожевенник из их рук.
     - Нет! - твердо отвечал Сабля. - И мелких-то почти всех опорожнили.
     - Ну вот видишь, как помогает испуг торговле! - пробормотал, запрятывая свой сундучок, Мулло Камар.
     В Кожевенном ряду, тревожась за свои товары, обувщики избрали двоих почтенных купцов и просили их выведать, какие кожи везут из Индии, какая ожидается на них цена и когда их можно ждать.
     Весь базар к этому времени уже знал, что накануне из Бухары прибыл армянский купец и остановился, по обычаю всех армян, в караван-сарае у Тухлого водоема.
     К нему и направились послы Кожевенного ряда порасспросить о бухарских делах. У Левона узнали, что армянин еще никуда не выходил: с утра мучила его лихорадка, а теперь отпустила, и он пьет кумыс.
     Армянин, заслышав голоса у ворот, сам вышел из низкой дверцы. Глядя обувщикам навстречу, он стоял в черном высоком шерстяном колпаке. Длинные волосы вились из-под колпака пышными завитками, и темные до синевы кудри мешались с кудрями яркой, голубой седины. Его узкий синий кафтан был перехвачен широким малиновым кушаком, а из-под широких распахнутых пол кафтана сверкали радостными, как праздник, узорами толстые шерстяные чулки. Весь он, маленький, коренастый, упругий, казался мягким и легким. Его бородатое лицо, большие, как у верблюжонка, глаза, круглые, темные губы - все гостеприимно улыбалось обувщикам, и он словоохотливо заговорил с ними.
     После долгих поклонов и добрых пожеланий, как это всегда бывает между людьми разной веры, чтобы убедиться во взаимном расположении, обувщики спросили о караванах из Индии.
     Левон насторожил ухо.
     Армянин, не таясь, попросту признался:
     - Я сам видел первые два каравана.
     - Два? И велики?
     - По сотне верблюдов.
     - Ну, не так велики! - успокоился один обувщик.
     - У нас ходят и по тысяче! - гордясь перед чужеземцем размахом самаркандской торговли, воскликнул другой.
     - Невелики-то невелики, да и товар таков.
     - Каков? Кожи ведь!
     - Кожи? Из Индии?
     - А что?
     - Откуда ж там кожи? Никогда Индия кожи не вывозила; сама брала.
     - Это верно! - переглянулись купцы. - Об индийских кожах слыхивать не приходилось.
     - Да их там и не было! Мы же ей через Хорезм закупали, - восклицал армянин, - еще отцы наши. А я за ними до Волги, даже до Москвы езжу.
     Армянина явно разморила лихорадка, а может быть, и кумыс.
     - А что ж везут?
     - Шелк.
     - Шелк?
     - В Индии ведь теперь лет на сто о шелках забудут: до шелков ли ей! Вот и вывозят. Здесь сбывать.
     - У нас свои есть.
     - Свои теперь задаром никто брать не станет: вы индийских шелков разве не видели?
     - Видывать-то видывали, да цена-то на них - не приступишься.
     - Ну, теперь только бери. Даровое не жалко.
     Обувщики снова переглянулись; каждый подумывал, не встретить ли на полпути такой караван, да и перекупить. А где достать денег? Да и выжидать придется, пока цена станет. До году выжидать. И то если взять весь товар, тогда можно цену удержать, иначе расчета нет...
     Головы их быстро работали, а языки говорили что-то совсем другое.
     - Так вы ведь обувщики! - сказал армянин, разгадав их мысли, заслоненные водопадом слов.
     - А что?
     - А кожевенники у вас богаты товаром?
     - Откуда? В прежние-то разы вы сами привозили кожу.
     - Кожу? Кожу-то я везу, да я еще и у вас прикупил бы.
     - По чему? - замерли обувщики.
     - А какая у вас цена?
     - Стояла по пятьдесят, да кончилась.
     - Я взял бы хоть по семьдесят. Сколько бы ни было!
     Обувщикам показалось, что снится им сон.
     - Зачем?
     - Ваш государь скоро пойдет в новый поход.
     - Слух такой был. Сегодня с утра у него в саду послов принимали, а после совет собрался.
     - Войскам, что из Индии шли, приказано остановиться. Тем, что до Аму дошли, велено через реку не переправляться. Тем, что дошли до Бухары, стоять в Бухаре. Остальным - остановиться там, где находятся.
     - Верно. Из тех, что с повелителем сюда дошли, никого не распускают. Это похоже на новый поход.
     - А кожи при чем? - любопытствовал другой обувщик.
     - Ежели новый поход, понадобится новая обужа на всех. Так? - рассуждал совсем разомлевший армянин и сам отвечал: - Так! Ежели остановлены в Балхе, значит, поход не на север пойдет? Так? Так! А ежели не на север, придется обойтись той кожей, какая есть под рукой. Так? Так! Ведь босыми пятками вашим воинам сверкать негоже? Нет, негоже! А значит, сколько за нее ни спроси, возьмут. Так? Вот и цена!