галерее Уффици, во Флоренции.  Но  еще  более,  чем  живопись  масляными
красками, доставили художнику славу его гравюры,  в  которых  он  явился
счастливым соперником великого А. Дюрера. Они высоко  ценились  еще  при
жизни художника, считались и  тогда  редкостью,  потому  что  их  медные
доски,  гравированные  тонкою  и  нежною  штриховкою,  не  могли  давать
значительного числа хороших оттисков, а крайне  требовательный  художник
безжалостно  истреблял  все   те   отпечатки,   которые   казались   ему
неудовлетворительными. Гравюры Л., числом 174, подробно описанные Барчем
("Peintre-Graveur", VIl), можно теперь найти в хороших оттисках только в
самых богатых музеях. Ср. К. van Mander,  "Het  leven  der  doorluchtige
nederlandsche en hooghdeutsch Schilders" (Амст., 1764) и  A.  Rosenberg,
"M. van Leyden" (в  R.  Dohrne,  "Kunst  und  Kunstler  Deutschland  und
Niederlande", т. I, XV).
   К. Веселовский Лукан (Марк Анней Lucanus, 38 - 65) -  после  Виргилия
значительнейший римский  эпик,  родом  из  Испании,  племянник  философа
Сенеки,  получил  образование  в  Риме  у  философа  Корнута,   временно
пользовался  расположением  Нерона,  перешедшим   в   ненависть,   когда
император заметил  его  значительный  поэтический  талант;  последствием
этого было присуждение его к смертной казни, как  участника  в  заговоре
Пизона. Его поэмы  "Hectoris  Lytra",  "Orpheus"  (был  известен  еще  в
средних  веках),   "Iliacon",   "Catacausmon",   "Catalogus   Heroidum",
"Saturnalia", трагедия  "Medea"  и  другие  многочисленные  произведения
пропали почти бесследно; кроме  небольшой  эпиграммы,  сохранилась  лишь
неоконченная поэма "Pharsalia", в 10  книгах.  Содержание  ее  -  борьба
между Цезарем и Помпеем, воспеваемая  поэтом  в  строго  хронологической
последовательности до осады Адександрии, причем историческое предание до
того  верно  передается  поэтом,  что  поэма  его   имеет   ценность   и
исторического источника. Некоторые  сцены  написаны  с  особою  любовью,
причем, особенно в  описаниях  и  в  блестящих  характеристиках  героев,
проявляется крупный поэтический и ораторский талант Л. У воспитанного  в
правилах  стоической  школы  поэта  возвышенный   взгляд   на   события,
выразившийся и в выборе темы, и в тоске по  потерянной  римским  народом
свободе. Язык Л. сильный и выразительный, но стих его  не  так  отделан,
как у Виргилия. Из древних критиков Квинтилиан хвалит произведения Л. за
искренность чувства, силу и богатство мыслей, но причисляет его скорее к
ораторам, чем к поэтам. Поэт Марциал отвечал на этот отзыв указанием  на
обилие у Л. читателей (эпигр. XIV, 194). Издания - Weber'a (Лиц., 1821 -
31) и С. Ноsius'a (в "Bibl. Teubn."). Отрывки из IV кн. поэмы Л. перевел
П. Кутузов ("Друг Просвещения", 1804, III, 108). См. Genthe, "De  Lucani
vita et scriptis" (Берл., 1859); Schaubach, "Lucans  Pharsalia  und  ihr
Verbaltniss zur Geschichte" Мейнинг., 1869).
   Лукиан (LoukianoV) Самосатский - величайший  из  греческих  софистов,
"Вольтер древности", родился около 125 г. по Р. Хр. от бедных  родителей
(сирийцев), отдавших сына на обучение к  ваятелю,  от  которого  мальчик
бежал, чтобы стать ритором. Изучив греческий язык, он сделался  судебным
оратором  в  Антиохии,  административном  центре  Сирии,  и  примкнул  к
наиболее славившемуся тогда направлению риторики -  эпидиктическому  или
софистическому, главным представителем которого  был  софист  Полемон  в
Смирне. В качестве странствующего ритора, Л. исходил Малую Азию, Грецию,
Македонию, Италию и Галлию, произнося речи в торжественных случаях, чаще
всего в Олимпии. К  этому  периоду  из  сохранившихся  произведений  его
относятся  софистические  декламации  о  тираноубийцах,  о  Фаларисе,  о
лишенном наследства (ApochruttomenoV), "Похвала  мухе",  "Спор  букв"  и
др., в  которых,  уже  чувствуется  сатирическая  жилка  автора.  Пустая
риторика его не удовлетворяла; наскучив "нарумяненной блудницею" (диалог
"Bis accus." 31), он отвернулся от нее и занялся философиею,  увлеченный
встречею с платоником Нигрином, в рассказе  о  которой  он  с  восторгом
вспоминает благородный образ этого истинного мудреца. Поселясь в Афинах,
Л. стал проводить свои новые воззрения в шутливых сатирических диалогах.
Диалоги издавна служили целям философии, особенно у академической школы;
но величественную их серьезность и хитрую диалектику  Л.  оживил  легким
остроумием комедии. Первоначально он предназначал  диалоги  для  устного
произнесения и лишь позже стал их  издавать  для  более  широких  кругов
читателей. Блестящим периодом его сатирической деятельности  было  время
Марка Аврелия и Коммода, особенно 162 - 165 гг. Достигнув  старости,  он
снова сделался рецитатором, оповестив об этой  перемене  в  "прологе"  о
Геракле. В  это  время,  между  прочим,  написаны  им  речи  о  Дионисе,
Зевксисе,  Геродоте,  Похвала  отечеству,  О  печали  и  др.   Связи   с
высокопоставленными лицами доставили ему выгодную должность в Египте.  В
особой "Апологии" он  по  этому  поводу  оправдывается  от  обвинений  в
непоследовательности, так как раньше стоял за то,  чтобы  литераторы  не
связывали себя постоянными обязательствами.  В  Египте  Л.  и  умер.  По
позднейшему преданию, он был растерзан собаками  -  но  собаки  (kuneV),
вероятно, должны быть поняты не в прямом смысле: это  скорее  докучавшие
ему киники. Сочинений с его именем сохранилось 82, в том числе несколько
подложных. Все они небольших размеров и, большею  частью,  составлены  в
диалогической  форме;  между  ними  есть   2   драматических   шутки   -
"Трагедоподагра" и "Быстроногий" - и 53  изящных  остроумных  эпиграммы,
вошедших  в  Антологию.  Лишь  о  немногих  из  его  произведений  можно
определенно сказать, когда они  написаны.  Софистические  декламации  Л.
представляют небольшую группу; все они связаны с его  деятельностыо  как
странствующего ритора. С нею же связаны его "Сон" ('Enupnion), в котором
он с гордостью указывает на свои успехи, как эпидиктического оратора,  и
"Ты Прометей в словах", где он говорит о данном ему за изобретательность
почетном  прозвище.  Диалоги,  по  времени  и  содержанию,  делятся   на
несколько  классов.  К  более  раннему  принадлежат   небольшие   сцены,
представляющие,  без  всякой  горечи,  смешные  стороны  веры  в  богов,
философских  сект,  софистических  реклам,  человеческих   слабостей   и
странностей. Наиболее значительны среди них "Диалоги богов",  в  которых
сквозь веселые мифологические сцены  проглядывает  тонкая  насмешка  над
народною верою. Им родственны остроумные  диалоги  "Харон"  и  "Менипп".
Прямые нападки на веру в богов встречаются в диалогах  "Зевс  трагед"  и
"Зевс  уличаемый".  В  последнем  эпикуреец  Киниск   доказывает   Зевсу
невозможность  одновременного  существования  над  всем   господствующей
судьбы и свободной воли богов,  причем  доводит  своего  собеседника  ad
absurdum. В "Зевсе трагеде" эпикуреец Дамис доказывает  стоику  Тимоклу,
что нет провидения.  Другую  группу  представляют  диалоги,  посвященные
философам - земным представителям божественной мудрости. Кроме Нигрина и
Демонакса, они изображены в виде  настоящих  карикатур.  Они  толкуют  о
добродетели  и  мудрости,  но  на  деле  ими   руководят   корыстолюбие,