людей", с просьбой уговорить приходящего покоиться  на  ее  груди  Марса
прекратить свирепствующие на земле войны и водворить мир среди  римского
народа, необходимый  как  для  него,  поэта,  собирающегося  говорить  о
природе неба и богов и о всех  тайнах  мироздания,  так  и  для  Меммия,
которому посвящена поэма (разумея в его лице и  всю  читающую  публику).
Далее поэт говорит о началах  вещей,  не  составляющих  тайны  благодаря
Эпикуру, который первый из смертных смело поднял глаза вверх  и  решился
сокрушить  запоры  у  ворот  природы.  Обозрев   умственным   оком   всю
безграничность вселенной, Эпикур показал нам, что может произойти и  что
не может, какой предел положен всему на свете.  Этим  он  попрал  ногами
веру в богов и сделал  нас  равными  небу.  "Ни  одна  вещь  никогда  не
рождается из ничего"; все  происходит  без  участия  богов.  Атомы  суть
начала или элементы всех вещей (primordia  rerum).  Природа  состоит  из
этих простейших тел и пустого безграничного пространства, в котором они,
в разных направлениях, движутся. Это - движение вечное,  от  которого  и
зависит  образование  мира,  приписываемое  "невеждами"  божеской  силе.
Развитию теории движения атомов, образующего бесчисленные миры, которые,
подобно растениям и животным, рождаются и погибают, посвящена вся вторая
книга поэмы, начинающаяся превосходными стихами о могуществе знания и  о
бесконечном превосходстве  философа  перед  толпой,  занятой  пустыми  и
суетными интересами. В третьей книге, после  восторженного  обращения  к
Эпикуру, "красе греческого народа", мудрецу, о состязании с которым поэт
не думает, а хочет только  следовать  за  ним,  -  излагается  учение  о
духовной стороне человека. Она состоит из духа (animus) и души  (anima),
которые также телесны и слагаются  из  атомов,  но  самых  малых,  самых
тонких и при том круглых.Дух,он же и ум управляет жизнью человека и есть
такая же часть человека, как и члены его тела. Дух и душа тесно  связаны
между собой и составляют одну природу; но дух имеет  свое  пребывание  в
сердце, а душа разлита по всему телу. Душа и тело, в свою  очередь,  так
тесно соединены друг  с  другом,  что  разделение  их  влечет  за  собою
уничтожение их обоих. Л. смеется над учением Пифагора о переселении душ.
Так как дух и душа по природе своей  смертны  и  уничтожаются  вместе  с
телом, то нет никакого основания бояться смерти, которая  не  есть  зло:
мертвые, не зная радостей живых людей, не знают и  их  страданий.  Ад  и
загробные мучения - выдумки поэтов. Жизнь дана нам не в собственность, а
только в пользование. Стоит ли заботиться о сохранении жизни,  когда  мы
знаем, что смерть неизбежна, а жизнь не может доставить никакого  нового
удовольствия В четвертой книге, которую  поэт  начинает  восхищением  от
величия  своего  подвига  в  римской  литературе,  где   он   не   имеет
предшественников, - развивается теория познания, вся  основывающаяся  на
чувственном восприятии впечатлений. Впечатления эти происходят от  того,
что  от  поверхности  предметов  отделяются  их  образы  (simulacra)   и
действуют на наши чувства. Последнее из чувств есть зрение, и мы  видим,
вопреки мнению скептиков, истинные предметы; зрение нас не обманывает. В
пятой книге, после новой похвалы Эпикуру, которому люди обязаны  больше,
чем Церере, Вакху, Геркулесу, излагается космология. Что мир не мог быть
создан богами,  на  это  указывает  уже  его  несовершенство.  Все,  что
существует не от вечности и произошло  на  свет,  подлежит  уничтожению;
поэтому и видимый нами  мир  не  вечен  и  подлежит  разрушению.  Вторая
половина книги посвящена ходу развития  культуры  в  роде  человеческом.
Говорится о том, как человек жил сначала в диком состоянии и  как  жизнь
его стала принимать более мягкие  формы,  после  того  как  был  с  неба
принесен на землю огонь:  люди  стали  заключать  между  собою  союзы  и
договоры, стали строить города и укрепленные  места,  разделили  скот  и
поля и  дали  каждому  сообразно  его  красоте,  силам  и  таланту.  Они
поставили царей, которых потом за тиранию низвергли,  и  стали  избирать
себе сами судей и начальников и установлять законы. Страх заставил людей
чтить богов и наполнил города жертвенниками. В заключение Л.  говорит  о
том, как люди научились употреблять металлы, ткать  одежды,  возделывать
плодоносные деревья, как научились  пению  и  музыке,  разным  ремеслам,
живописи и ваянию, поэзии  и  науками  Эта  книга  принадлежит  к  самым
блестящим  частям  поэмы  Л.  Наконец,  в  шестой  книге,   начинающейся
прославлением Афин, которые первые создали "сладкие  утешения  жизни"  и
произвели Эпикура, поэт распространяется о  метеорологических  явлениях.
Заметив, что люди, по незнанию законов природы, всюду видят руку  богов,
он объясняет происхождение грома, молнии, дождя, радуги,  ветра,  снега,
града и льда, говорит о море и  водах,  об  Этне  и  ее  извержениях,  о
разливах Нила, о замечательных источниках, о магнитизме  и,  наконец,  о
болезнях и моровых язвах, заключая  описанием,  по  Фукидиду,  эпидемии,
свирепствовавшей в Афинах в первые годы пелопоннесской войны. В  римской
литературе не было произведения, которое бы разом вносило в общественное
сознание  такую  массу  новых  идей  и   так   сильно   затрагивало   бы
господствовавшее  миросозерцание.  Если  же  взять  во   внимание,   что
проповедуемое автором учение изложено в  восторженном  тоне,  с  горячим
убеждением и в  стихах,  обличающих  на  каждом  шагу  силу  гениального
дарования, то легко себе  представить,  как  глубоко  должно  было  быть
впечатление  подобного  произведения.  Несмотря  на  усиленную  и   даже
ожесточенную полемику, какую вел Цицерон против эпикуреизма в  сочинении
"De finibus bonorum et malorum", поэма Л. читалась с живейшим  интересом
молодым поколением. Об этом свидетельствуют те буквальные  заимствования
из нее и подражания, какие мы встречаем у Виргилия и  Горация,  а  также
восторженный  отзыв  Овидия,  утверждавшего  (Am.  I,   15,   23),   что
возвышенные стихотворения Л. могут погибнуть только в  тот  день,  когда
погибнет и земля. Это обаяние великой поэмы чувствуется в течение  всего
первого века нашей эры, когда  многие  читали  Л.  даже  предпочтительно
перед Виргилием (Тас., "Dial. de orat.", 23). С эпохою  Возрождения  это
обаяние снова оживилось и продолжается  до  настоящего  времени,  о  чем
свидетельствуют  не  только  многочисленные  переводы   поэмы   в   зап.
литературах, но и множество новых исследований, рассматривающих поэму  и
с философской, и с литературной (не говоря уже о  филологической)  точки
зрения. Особенно интересны исследования, выясняющие  общность  положений
новейших  материалистических  систем   и   отчасти   естествоведения   с
эпикурейской  системой,  изложенной  в  поэме  Л.   Кроме   Эпикура   Л.
пользовался поэмой Эмпедокла "О природе". В первой песне  (ст.  716)  он
прославляет Эмпедокла как человека, выше которого  ничего  не  произвела
его родина Сицилия, хотя и возражает  против  его  положения  о  четырех
основных элементах, из которых, будто бы, состоит природа.  Из  огромной
литературы о Л. можно указать на следующие более или менее общедоступные
сочинения: Martha, "Le роете  de  Lucrece.  Morale,  religion,  science"
(Пар., 1869; 4-е изд. 1885); Masson, "The  atomic  theory  of  Lucretius