хитрость, сделать засаду. Он распорядился, чтоб Тучков 1-й с 3-м корпусом и
граф  Марков с  7000 ополчения засели,  скрылись  за курганом близ  Утицы и
ударили бы  неожиданно во фланг  и в тыл, когда  неприятель станет обходить
нас  по  старой  Смоленской дороге.  Так было  сказано, но не  так сделано.
Генерал  Бенигсен, не  вполне уведомленный о  намерении Главнокомандующего,
выставил  войско наружу и  тем нарушил  тайну засады. Кутузов  хотел, может
быть, и  смог бы обмануть  Наполеона; но зоркий глаз  Наполеона видел также
далеко: он угадал перемещение Тучкова по бивачным огням, угадал и взял свои
меры:  Понятовскому  предписано не  обходить  Тучкова, а  сражаться с  ним!

Гвардия составляла  резерв —  за Дохтуровым и Раевским.  За каждым корпусом
пехоты стоял  корпус кавалерии. Сам Кутузов,  с своим штабом, находился при
войсках  Дохтурова  у большой  дороги  —  на видном  месте. Начальник  всей
артиллерии  —  граф Кутайсов.  При  Главнокомандующем находился  знаменитый
генерал Бенигсен. Барклай и Багратион командовали обеими западными армиями,
1-ю  и 2-ю, а  Милорадович правым  крылом. Кутузов был  военачальником всех
войск.

С французской  стороны, сколько известно,  сделаны следующие предположения:
Понятовский должен  был идти по старой Смоленской  дороге и, взойдя на одну
высоту с  редантами  Семеновскими, принять  вправо для обхода  левого крыла
русского.  Впоследствии,  как  мы сказали,  ему  приказано  не обходить,  а
сражаться с корпусом Тучкова.

Даву  и Ней имели  приказание штурмовать  три реданта, на  долю вице-короля
оставлены  Бородино и  большой  люнет.  Наполеон надеялся  сорвать реданты,
оттеснить наши войска и  сбить их за большую дорогу, овладев ею. Короче, он
хотел загнать  нашу армию  в угол, составляемый  Колочею при впадении  ее в
реку Москву. Намерение дерзкое!  Прижав таким образом армию в тесное место,
он думал  отрезать ее  от Москвы и  полуденной России и  заставить положить
ружье. Навести большое  число войск на меньшее, рассечь нашу армию надвое и
бить  по частям: вот  замысел Наполеона, возможный по  расчетам тактики, но
трудный в приложении к делу!

Ночные  распоряжения  неприятеля  открылись,  когда  ободняло.  Кутузов,  с
высокого  места,  где  стоял  хозяином,  увидел  огромные  массы  пехоты  и
кавалерии,  расставленные   против  редантов   Семеновских.  Хвосты  колонн
терялись  в   лесу  и   чрез  этот  оптический   обман  представляли  армию
бесконечную!.. Это  столпление войск на правом  крыле неприятельском подало
мысль послать Баговута с правого на левое крыло наше.

Начнем сначала и постараемся  означить эпохи по часам, сколько то возможно.
Сражение открылось в 6 часов утра.

120   орудий  загремели   со  стороны   французов.  Когда   боевые  колонны
неприятельские  во множестве  стали видны  в поле,  было уже 7  часов утра.
Неприятель обставил  все высоты ужасным количеством  артиллерии. Пальба его
могла вредить более нашей:  он, как зачинщик, действовал откуда и как хотел
и  действовал    концентрически    (сосредоточенно);  мы,   как  ответчики;
действовали,  как  позволяло местоположение,  и  потому  часто разобщенно,
эксцентрически.  Первый  выступ французов  был  следующий: Понятовский  шел
около большого  леса на Утицу. Даву вдоль  через лес. Две громадных батареи
потянулись  прямо на  позицию, чтоб  бить по  редантам. Маршалы Даву  и Ней
воюют у  этих окопов. Головы колонн их то  выказываются, то прячутся в лес,
не  вытерпливая пальбы  нашей.  Наконец, нападение  на реданты  начинается:
французы бегут в промежутки, чтоб захватить их с тылу. Сводные гренадерские
батальоны графа  Воронцова отстаивают свои батареи.  Но усилиям гренадер не
устоять против превосходной силы! Маршалы овладели всеми тремя редантами, а
генерал Дюфур  захватил Семеновское. И тогда было  9, иные говорят 10 часов
утра.  Некоторые  (это  любимое  мнение  французов),  поверившие  на  слово
хвастливому 18-му  бюллетеню Наполеона,  полагают и хотят уверить,  что в 9
или 10 часов утра мы были в величайшей опасности, что линия наша разрезана,
судьба сражения висела на  волоске и проч. и проч. Помня ход сражения и быв
свидетелем  духа  и  мужества  наших,  я  не  могу  согласиться  в  мнении,
изложенном выше.  О потере  редантов Семеновских  можно сказать то  же, что
Кутузов сказал  о потере  Москвы, они не  составили бы потери  сражения. Но
скажут:  «Армия могла  быть  разрезана, линия  изломана и  проч.  и проч.».
Отвечаю:  опыт  показывает,   что  линия  русская,  пробитая,  разрезанная,
изломанная,  все еще  дерется. В  первом периоде сражения  несколько конных
полков  французских  вдруг заскакали  в  тыл  6-му и  7-му корпусам.  Линия
казалась  разорванною,   но  полки  Дохтурова  и   Раевского  нисколько  не
смешались: им пришла самая  простая, естественная мысль: «Неприятель сзади,
выворотимся  наизнанку, станем  бить по  передним с  передних, по задним  с
задних  фасов».  И,  развернув  эти  фасы,  они открыли  такой  огонь,  что
неприятель,  неистово-опрометчивый в  своих  наскоках, сам  не знал,  что с
собою делать!  И один  ли этот случай в  продолжении Бородинского сражения?
Около  4-х   часов  пополудни  я  находился   за  последним  резервом,  где
перевязывали  раненых.  Я проводил  раненого  брата и  был свидетелем,  как
пилили  ногу  Алексею  Николаевичу  Бахметьеву.  Вдруг  видим  вестфальцев.
Огромные, как старинные богатыри,  они выехали из лесу, их было немного — и
стали. На  вопрос «что  вам надобно?» неприятельские воины,  еще непленные,
отвечали:  «Мы   ищем  короля  Неаполитанского,  он   должен  быть  здесь».
Разумеется, их  взяли, как  баранов. Разрезать линию русскую  можно, и бить
русских  можно, но  разбить и  покорить мудрено!  Я как теперь  помню поле,
которое тянулось  от Брина к Аустерлицу. Оно  усеяно было обломками линии —
колоннами разобщенными, раздвинутыми, гонимыми.  Но эти колонны наши с утра
до вечера дрались и  не поддавались, клали головы, не думая положить ружье!
Одну, как теперь вижу, бьют, другая, пользуясь минутою, продирается вперед;
налягут  на  ту, третья  подвигается;  и  так все  волновалось, мешалось  и
дралось! подобное было и у редантов Семеновских!..

Подоспел Бороздин, генерал-лейтенант  с гренадерами 2-й дивизии, примчался,
Коновницын,  и  первый  —   реданты,  а  последний  —  Семеновское  отбили.

Маршалы,  подкрепясь  дивизиями Нансути  и  Латур-Мобура,  опять завладели
редантами  и  опять  выбиты  из  них   дивизиею Коновницына.  В  это  время
показывается  8-й  корпус  Жюно,  и  Ней  отсылает  его  к  Понятовскому  с
поручением действовать на промежуток (между корпусом Тучкова и левым крылом
главной линии), не довольно  защищенной. Граф Воронцов ранен; маршалы водят
на реданты,  одну за другой, дивизии  Кампана, Дессекса, Фрияна, прибывшего