неопытного  мальчика, а на самом деле нашли в нем совершеннолетнего мужа как
в замыслах, так и в исполнении их.  Но сам Филипп считал, что время для мира
еще не пришло. С  наступлением зимы царь вернулся в Македонию. Весной 217 г.
до Р.Х.  он выступил против  дарданцев и  взял Билазоры, город весьма удобно
расположенный  на пути  из  Дардании в  Македонию, так  что благодаря  этому
подвигу  он  почти  окончательно  оградил  себя  от  опасностей  со  стороны
дарданцев. Вслед  за тем  он отправился в Фтиотиду  и попытался с ходу взять
Мелитеи.  Когда  попытка не удалась, Филипп направился  к Фтиотийским Фивам,
также принадлежавшим этолийцам. На этот раз осада проводилась с чрезвычайным
упорством.  Придвинув к городу  осадные машины,  македонцы  разрушили  часть
стены, после  чего  фиванцы  сдались.  Таким  образом  Филипп  обезопасил от
набегов  этолийцев  Магнессию и Фессалию.  Всех прежних жителей он  продал в
рабство и  поселил  здесь  македонцев.  Из  Фив  город  был  переименован  в
Филипполь.
     Как раз  в  это время  пришло  известие  о  тяжелом  поражении, которое
потерпели римляне  от Га-нибала. Когда  Филипп  сообщил  эту новость бывшему
фарскому тирану  Деметрию,  тот стал  советовать ему возможно скорее кончить
войну с этолийцами и,  покорив Иллирию, переправиться с  войском  в  Италию.
Деметрий хорошо знал римлян и уверенно  предрекал,  что, победив  их, Филипп
сделает первый  шаг к  мировому господству. Подобными речами Деметрий быстро
воспламенил Филиппа, царя юного, счастливого в своих начинаниях и мечтавшего
о  мировом  владычестве. Филипп  разослал в греческие  города своих послов с
просьбой явиться в Навпакт для начала  переговоров,  и сам прибыл туда же во
главе своей армии. Так как война уже изрядно всем надоела, договориться было
не трудно,  и мир  вскоре  был  заключен  на условиях,  что  каждая  сторона
останется   при  своих  владениях.   После  этого  Филипп  обратился  против
иллирийцев  и  одновременно  стал  готовить  суда  для  переправы  в  Италию
(Полибий: 5; 2--30, 97--111).
     Вместе с  тем  он отправил своих послов к  Ганибалу, который заключил с
ним дружественный союз  на таких условиях:  Филипп  переправится  в Италию с
флотом как  можно большим (полагали, что он сможет снарядить 200 кораблей) и
будет  опустошать  морское  побережье; по окончании  войны вся  Италия будет
принадлежать Карфагену;  окончательно  покорив Италию,  Ганнибал  отплывет в
Грецию  и поведет войну с  тем, кого укажет Филипп; все завоеванные на  этот
раз земли будут принадлежать Македонии. Таков примерно был этот  договор. Но
когда македонское посольство отправилось  в обратный  путь,  корабль  их был
захвачен  римлянами. Филиппу пришлось отправить  новое  посольство,  на  что
потребовалось много  времени. К тому же римляне доподлинно знали теперь, что
Филипп  им враг, и могли заблаговременно подготовиться  к войне (Ливвий: 23;
33-34, 39).
     В это  время стали  проявляться дурные  страсти Филиппа. Его  природная
испорченность одолела  наносную  сдержанность и  вырвалась из-под ее власти.
Постепенно обнажился и выявился истинный нрав  Филиппа.  Прежде всего,  царь
нанес обиду младшему  Арату, нарушив его супружеские права, и  долгое  время
никто об этом не догадывался, ибо Филипп был семейным другом обоих  Аратов и
пользовался  их гостеприимством. Потом он начал  выказывать  враждебность  к
государственным порядкам  греков, а вскоре уже открыто дал понять, что хочет
избавиться от Арата.
     Первый  повод  к  подозрениям  доставили  события  в Мессене. В  городе
вспыхнула междоусобная борьба.  Арат с помощью запоздал, и  Филипп, явившись
на день раньше, тут  же подлил  масла в огонь: сначала он  особо беседовал с
властями и спрашивал, неужели у  них нет законов против  народа,  а потом, в
особой беседе с вожаками народа, спрашивал,  неужели  у  них нет силы против
тиранов. Обе стороны осмелели: власти попытались схватить и взять под стражу
вожаков народа, а те  во главе толпы напали на своих противников, убили их и
вместе с ними -- еще без малого 200 человек.
     Когда это ужасное дело, подстроенное Филиппом,  уже  свершилось и  царь
старался еще сильнее ожесточить мессенцев друг против друга, прибыл Арат. Он
сам не скрывал своего возмущения и не остановил  сына, когда  тот набросился
на Филиппа  с  резкими и грубыми упреками. Младшему  Арату Филипп  ничего не
ответил, хотя  и кипел от  гнева,  а старшего, прикидываясь, будто  спокойно
проглотил все сказанное  и  будто по  натуре  он  сдержан  и терпелив, как и
подобает государственному мужу, взял за руку и увел из театра  как друга. Но
Арат чутко почувствовал перемену в  царе и с этого времени стал удаляться от
него. И когда Филипп двинулся в Эпир и просил его принять участие  в походе,
он отвечал ему отказом и остался дома (Плутарх: "Арат"; 49-51).
     Филипп выступил  против Аполлонии, находившейся в Южной Иллирии (214 г.
до  Р.Х.). Он подошел к ней по  реке, ведя против течения 120 бирем, и начал
правильную осаду города. Одновременно македонцы захватили эпирский Орик. Оба
города были союзниками римлян и поэтому стали слать в  Рим  свои посольства,
требуя помощи. Хотя римляне были связаны по рукам войной с Карфагеном, новая
война не застала их врасплох. Пропретор Марк Валерий, командовавший флотом в
Брундизии,  с  небольшим  войском  переправился  через  море  и  высадился в
Иллирии.  Римляне  с ходу  взяли Орик,  а  затем  незаметно  приблизились  к
Аполлонии и тихо вошли  в город. Македонцы настолько далеки были  от мысли о
возможности  войны с  римлянами, что даже  не заметили их прихода. Между тем
Валерий  узнал,  наг  сколько  беспечно и нерадиво ведет  себя неприятель, и
решил воспользоваться этим. Следующей ночью римляне, не поднимая тревоги,  в
ночной тиши вышли из  города  и напали на  македонский  лагерь.  Македонское
войско  охватил  такой  страх  и   ужас,  что  воины  стали   хватать  любое
подвернувшееся  под  руку  оружие, но  даже не  пытались  прогнать врага  из
лагеря.  Сам Филипп спросонок бросился бежать полуголый и первый  добежал до
кораблей на реке. За ним неслась  и прочая толпа. Весь лагерь был оставлен в
руках римлян. Македонцы  опустились на кораблях  к морю  и тут  увидели, что
устье  реки  заперто римским флотом. Филипп  велел вытащить суда  на берег и
сжечь. В Македонию  он  вернулся  посуху, с  войском  в значительной степени
обезоруженным и обобранным (Ливвий: 24; 40).

     Сразу вслед  за этим Филипп возвратился  в Пелопоннес и снова попытался
обмануть мессенцев,  но  сохранить тайну  не  сумел  и стал  чинить открытые
насилия  и  разорять  страну.  Тут Арат  порвал с ним окончательно, а Филипп
решил  избавиться от него. Он принял решение  убить Арата в уверенности, что
пока тот  жив, ему никогда  не  быть не то  что тираном или  царем,  но даже
просто свободным  Филипп  поручил  своему  другу Тавриону  извести  Арата  с
помощью  яда.  Тав-рион  сумел сблизиться  с Аратом  и  дал ему  яду, но  не
сильного и  не быстродействующего. Все  выглядело так,  будто  Арат  занемог
быстротечной чахоткой, которая и свела его в могилу. Однако злодеяние это не
осталось тайной ни для самого Арата, ни для всей Эллады.  Ахейцы  с великими
почестями погребли  Арата  (в  213  г.  до Р.Х.)  и с  этого  времени  стали
относиться к Филиппу с величайшим подозрением (Плутарх: "Арат"; 51--53).