председательствуя в  следующем году в  суде  по  делам об убийствах,  Цезарь
объявил убийцами тех, кто во время проскрипций Суллы получал из казны деньги
за  головы  римских  граждан,  хотя  корнелие-вы  законы  и  делали для  них
исключение (Светоний: "Юлий"; 11).
     Между  тем  в  63  г.  до  Р.Х.  умер  верховный  жрец  Метелл,  и  два
известнейших  человека,  пользовавшихся  одинаковым  влиянием в  сенате,  --
Сервилий  Исаврийский  и  Катул --  боролись друг  с другом, добиваясь  этой
должности.  Цезарь не отступил  перед  ними  и  также  выставил  в  народном
собрании  свою кандидатуру.  Казалось, что  все соискатели пользуются равной
поддержкой,  но Катул,  из-за высокого положения, которое он  занимал, более
других опасался неясного исхода борьбы и потому начал  переговоры с Цезарем,
предлагая  ему большую  сумму денег,  если  он  откажется  от соперничества.
Цезарь, однако, ответил, что будет продолжать борьбу, даже если придется для
этого еще  большую сумму взять в долг (Плутарх: "Цезарь"; 7). После этого он
стал  домогаться сана великого  понтифика  с  помощью  самой  расточительной
щедрости. Вскоре  он вошел  в  такие долги, что при мысли о них он, говорят,
сказал матери, целуя ее утром, перед тем, как отправиться  на выборы: "Или я
вернусь понтификом,  или  совсем не вернусь".  И действительно, он настолько
пересилил обоих своих  опаснейших  соперников,  намного превосходивших его и
возрастом  и  положением,  что  даже в их собственных трибах  собрал  больше
голосов, чем оба они,  во всех вместе взятых (Светоний:  "Юлий"; 13). Победа
Цезаря внушила сенату и знати  опасение, что он сможет увлечь народ на любую
дерзость.
     Как раз в  это время был раскрыт заговор Каталины,  который намеревался
не только  свергнуть  существующий  строй, но и уничтожить  всякую  власть и
произвести  полный  переворот.  Сам  он  покинул  город,  когда  против него
появились лишь  незначительные улики,  но его  сообщники  продолжали  плести
заговор.
     Неизвестно, оказывал ли  тайно Цезарь в чем-нибудь поддержку и  выражал
ли  сочувствие  этим  людям, но в сенате, когда заговорщики  были  полностью
изобличены и Цицерон, бывший тогда консулом,  спрашивал  у  каждого сенатора
его мнение о наказании виновных, все  высказались за смертную казнь, и  лишь
Цезарь выступил с заранее  обдуманной  речью,  заявив, что  убивать без суда
людей, выдающихся по своему происхождению и достоинству, несправедливо и  не
в обычае римлян,  если это не вызвано крайней необходимостью. Если же впредь
до  полной  победы  над  Катилиной  они  будут  содержаться  под  стражей  в
италийских городах,  то позже  сенат сможет в  обстановке мира и спокойствия
решить вопрос о судьбе каждого из них.
     Это предложение показалось настолько человеколюбивым и было так  сильно
и  убедительно обосновано,  что  не только  те,  кто выступал  после Цезаря,
присоединились к нему, но и многие из говоривших ранее стали отказываться от
своего мнения и поддерживать предложение  Цезаря, пока очередь  не  дошла до
Катона и  Ка-тула. Эти  же начали горячо возражать, а Катон  даже высказал в
своей речи  подозрение  против  Цезаря  и выступил против него со всей своей
резкостью (Плутарх: "Цезарь"; 7--8).
     Рассказывают, что, когда между Цезарем и Катоном шла напряженная борьба
и жаркий  спор и  внимание всего сената  было  приковано к ним двоим, Цезарю
откуда-то  подали маленькую  табличку.  Катон  заподозрил неладное  и, желая
бросить на Цезаря тень, стал обвинять  его в тайных связях с заговорщиками и
потребовал  прочесть  записку вслух.  Тогда Цезарь передал  табличку прямо в
руки  Катону,  и  тот  прочитал  бесстыдное письмо своей сестры  Сервилии  к
Цезарю,  который   ее  соблазнил  и  которого  она  горячо  любила.  "Держи,
пропойца",  --  промолвил  Катон, снова бросая табличку Цезарю, и вернулся к
начатой  речи   (Плутарх:  "Катон";  24).   Наконец,   было  решено  казнить
заговорщиков,  а  когда  Цезарь  выходил  из  здания  сената,  то   на  него
набросилось  с   обнаженными  мечами  много  собравшихся   юношей  из  числа
охранявших тогда  Цицерона. Как рассказывают,  Курион, прикрыв Цезаря  своей
тогой,  благополучно вывел его, да  и  сам Цицерон, когда  юноши оглянулись,
знаком удержал их.  Позже  его обвиняли  в  том,  что он  не  воспользовался
представившейся  тогда  прекрасной  возможностью  избавиться  от  Цезаря,  а
испугался  народа,  необычайно  привязанного  к  Цезарю.  Эта  привязанность
проявилась  через  несколько  дней,  когда  Цезарь  пришел  в  сенат,  чтобы
защищаться  против  выдвинутых подозрений, и был встречен  враждебным шумом.
Видя, что заседание затягивается дольше обычного, народ с криками сбежался и
обступил  здание,  настоятельно требуя отпустить  Цезаря (Плутарх: "Цезарь";
8).
     В  62 г.  до  Р.Х.  Цезарь был избран  претором. Когда  народный трибун
Цецилий  Метелл,  невзирая на  запрет  других трибунов,  выступил  с  самыми
мятежными законопред-ложениями, Цезарь встал на его защиту и поддерживал его
с  необычайным упорством, пока сенат указом не отстранил обоих от управления
государством.  Несмотря  на  это,  Цезарь  отважился остаться в  должности и
править  суд;  лишь когда он узнал, что ему готовы  воспрепятствовать  силой
оружия, он распустил ликторов, снял преторскую тогу и тайком поспешил домой,
решив при таких обстоятельствах не поднимать шум. Через день к его дому сама
собой, никем  не подстрекаемая, собралась  огромная толпа и буйно предлагала
свою  помощь,  чтобы восстановить его в должности; но он сумел ее унять. Так
как  этого никто  не  ожидал,  то сенат,  спешно созванный  по  поводу этого
сборища, выразил  ему благодарность  через  лучших своих представителей, его
пригласили в курию, расхвалили в самых лестных выражениях и, отменив прежний
указ, полностью восстановили в должности (Светоний: "Юлий"; 16).
     Если не  считать этого инцидента, год его  претуры  прошел спокойно,  и
лишь в собственном доме Цезаря произошел неприятный случаи.
     Один  из вожаков народа Пульхр  Клодий,  известный своим  богатством  и
красноречием,   но  в  бесчестии  и   дерзости  не   уступавший  никому   из
прославленных распутников, был влюблен в Помпею, жену Цезаря,  и пользовался
взаимностью. Но  женские  комнаты  строго охранялись, а мать Цезаря Аврелия,
почтенная женщина, своим постоянным наблюдением за невесткой делала свидания
влюбленных  трудными  и опасными Это заставило  Клодия пойти  на неслыханную
дерзость --  переодевшись в женское платье, он пробрался в дом Цезаря, чтобы
встретиться  с Помпеей  во  время  чествований Доброй богини.  Хитрость  его
обнаружилась, и Клодий  с позором был изгнан из дома. Цезарь тотчас развелся
с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в  качестве  свидетеля  (Клодий был
обвинен в кощунстве, поскольку увидел  таинства, видеть которые мужчине было
строго запрещено), он  заявил, что ему ничего не известно относительно того,
в чем обвиняют Клодия. Это заявление показалось очень странным, и обвинитель
спросил его: "Но почему же тогда ты развелся со своей женой?" -- "Потому, --
ответил Цезарь,  -- что на мою жену не  должна упасть даже тень подозрения".
Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал, другие же  -- что
он сделал это из угождения народу, желавшему спасти Клодия. И действительно,
Клодий был  оправдан (Плутарх "Цезарь"; 9--10). Сам  Цезарь никогда  не  был