а  на  столичной должности, по рассказам, похищал  из храмов приношения  или
подменял их, ставя вместо золота и серебра олово и желтую медь. Женат он был
сначала на Петронии, дочери консуля-ра, которая  развелась  с ним,  забрав с
собой и их  сына.  Потом он женился  на  Галерии Фундане, имел от нее сына и
дочь.
     В конце 68 г. Гальба назначил Вителлин управлять  Нижней Германией. При
этом он заметил,  что  меньше всего приходится  бояться  тех, кто  помышляет
только о еде, и что, может быть, богатство провинции насытит  его  безмерную
глотку. Известно, что даже на дорогу у Вителлия не оказалось денег: он жил в
такой нужде, что для жены и детей, оставленных в Риме, снял какой-то чердак,
а  весь свой  дом отдал  в наем; на путевые расходы  он  должен был заложить
жемчужину  из  серьги  матери.  Кредиторы преследовали его  до  самых границ
Италии, и он лишь с большим трудом отделался от них. Но в  Германии его ждал
совсем другой прием. Тамошним легионам он  сразу пришелся  по душе, так  как
был сыном  троекратного консула, человеком в расцвете  лет и сил, любезным и
щедрым.  По  дороге  Ви-теллий  целовался  при  встречах  даже  с   простыми
солдатами,  на  постоялых  дворах и  в харчевнях  был  на  диво любезен и  с
попутчиками,  и  с  погонщиками,  а  по  утрам  даже  расспрашивал  каждого,
завтракал  ли  тот, и рыгал,  чтобы  показать,  что  сам он  уже позавтракал
(Светоний: "Вителлий"; 1--7).
     Явившись в  декабре в  зимние лагеря нижнегерманских легионов, Вителлий
стал внимательно разбираться в положении,  которое  здесь создалось:  вернул
многим  прежние  должности,  сделал  наказания менее  унизительными, смягчил
взыскания. Движимый в большинстве случаев желанием добиться популярности, но
иногда и  из чувства справедливости, он беспристрастно  распределил воинские
должности, которые его предшественники  производили за деньги или по грязным
соображениям. Перед  людьми  строгими и суровыми он заискивал, а среди своих
друзей  слыл человеком славным  и добродушным, потому что  безрассудно  и не
считая раздавал и свои, и чужие деньги (Тацит: "История"; 1; 52).
     В начале января 69 г. верхнегерманские легионы, давно уже волновавшиеся
против  Гальбы,  отказались  приносить  ему  присягу   и  на  сходке  решили
провозгласить  императором  Вителлия.  В  ту  же  ночь  какой-то  знаменосец
добрался до  Вителлия  в Агриппинову колонию и сообщил  ему о случившемся. У
того  как раз было  много гостей. Весть  быстро разнеслась  по всему войску.
Утром начальник одного  из легионов Фабий Валент прискакал во главе большого
отряда к Вител-лию и приветствовал его  как  императора. До тех пор Вителлий
решительно отвергал эту честь, страшась громадности императорской власти, но
тут,  как рассказывают, он вышел к солдатам  сразу после полуденной трапезы,
отяжелевший  от  еды  и вина, и согласился принять  имя Германика, титул  же
Цезаря отклонил и на этот раз (Плутарх: "Гальба"; 22) .
     Вскоре пришло известие, что Гальба убит в Риме, а его место занял Отон.
Провинции  и  войска  должны  были  выбирать  между  двумя  провозглашенными
императорами. К  Вителлию  присоединились  легионы, расположенные в Реции  и
Британии. Галлия признала его  власть из страха, а Испания принуждена была к
этому наместником Клувием Руфом.  После этого Вителлий, располагавший теперь
несметными  силами и  богатствами,  поручил войну двум  своим легатам: Фабию
Валенту и  Цецине, а сам проводил  все  время  в праздности, роскоши и пирах
(Тацит: Бед-риаке  и  покончил  с  собой.  Тогда   Вителлий  двинулся  в  Рим.  Всех
сторонников Отона он  простил,  и даже  полководцам сохранил определенные им
должности. Сам  он  никого  не  преследовал,  но и  войску  не препятствовал
обогащаться  по своему желанию. Рассыпавшись по Италии, его  солдаты грабили
кого хотели, словно находились в завоеванной стране. Это не могло  прибавить
Вителлию  популярности.  Да и в дальнейшем -- чем  ближе  его узнавали,  тем
большим проникались к нему презрением.
     Главным  пороком  нового  императора  была  отвратительная,  ненасытная
страсть к еде. Дороги, ведшие от обоих морей, дрожали под  грохотом повозок,
доставлявших  все,  что   могло   еще  возбудить  его  аппетит.   В  городах
устраивались  пиры,  своим великолепием разорявшие магистратов  и истощавшие
городские  запасы продовольствия. Армия, двигавшаяся к Риму, теряла  силы  в
распутстве и наслаждениях и все больше забывала воинскую  дисциплину. Следом
за Вителлием шли 160 000 разнузданных и наглых солдат, еще  больше войсковой
прислуги  и обозных  рабов,  выделявшихся  своей  развращенностью даже среди
невольников, и свита, состоявшая  из огромного  количества официальных лиц и
знакомых  императора.  Со  всех  сторон  сбегались шуты,  лицедеи,  возницы,
которых он встречал с радостью,  многих  приводившей  в недоумение. Вся  эта
масса  войск опустошала  не только  колонии  и  муниципии,  но даже  усадьбы
земледельцев; нивы,  уже  колосившиеся новым урожаем,  они  вытаптывали, как
будто шли по земле врага (Тацит: "История"; 2; 56, 57, 60, 62, 69, 71, 87).
     Еще  более  пышно  отпраздновал он свое  вступление в  Рим.  Пиры стали
устраиваться по три, а то и по четыре раза в день,  и Вителлий на  каждом из
них наедался до отвала. Его хватало  и на  завтрак, и на обед и на ужин, так
как он каждый раз принимал рвотное. В один день он напрашивался на угоще-ние
в разное время  к разным  друзьям,  и  каждому  такое угощение обходилось не
меньше  чем  в  400 000. Самым знаменитым  был  пир, устроенный в  честь его
прибытия братом:  говорят, на нем было подано отборных рыб 2000 и птиц 7000.
Но сам Вителлий затмил и этот  пир, учредив такой величины блюдо, что только
на серебро было потрачено миллион сестерциев. Здесь были смешаны печень рыбы
скар, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен, за которыми он
рассылал корабли  и кознал  в  чревоугодии  ни   меры,  ни   времени,  ни  приличия  --  даже  при
жертвоприношении, даже в дороге не мог он удержаться: тут же у алтаря хватал
он и поедал чуть ли не на огне куски мяса и лепешек.
     Правил  он  исключительно  по прихоти и  воле самых негодных  актеров и
возниц, особенно же отпущенника Азиатика. Впрочем, в своих привязанностях он
был непостоянен  и склонялся на сторону  то  одного, то другого. В делах  не
было никакого  порядка, а сплошь и рядом  царили  произвол и взяточничество.
Всех, кто  подавал  прошения о вознаграждении после  смерти Гальбы, он велел
разыскать  и  казнить.  С   тем  же  упорством  он  преследовал  откупщиков,
заимодавцев и менял, которые когда-либо взыскивали с него долг: вряд ли хоть
кого-то из своих бывших кредиторов Вителлий оставил в  живых. Одного из них,
особенно злостно его преследовавшего, он велел заколоть немедленно у себя на
глазах, случайно столкнувшись с ним на улице.
     На восьмом месяце такого правления против Вителлия возмутились войска в
Мезии  и Панно-нии, а  потом  и за морем, в  Иудее и  Сирии: частью  заочно,
частью лично  они присягнули  Веспасиану,  под началом  которого  находились
легионы  в  Иудее. Чтобы сохранить верность остального  народа, Вителлий  не
желал уже  ни  своих, ни государственных  средств. Объявляя  в Риме воинский
набор,  он обещал добровольцам  после  победы  не  только отставку, но  даже
награды,  какие  лишь ветераны получали  за полный  выслуженный  срок  Враги