почувствовал, что за ним наблюдают сверху, и приветливо махнул  им
рукой.  Потом  они  попытались, взявшись за  руки  втроем,  обнять
сперва  одну, а потом и вторую, желтые, только что помытые  трубы,
из которых едва ли не до горизонта вытянулись серые дымные хвосты,
пушистые,  как  у  их  тоже оставленной дома кошки  Мурки,  но  не
получилось, кого-то четвертого не хватало. Затем наступила очередь
осмотра  второй,  грот, мачты. Она была такая же  высокая,  как  и
первая,    из   толстого   твердого,   покрытого   лаком   дерева,
поддерживаемого множеством туго натянутых колючих  витых  канатов,
но  без  трех поперечных перекладин, как у фок-мачты, под которыми
были увязаны белые полотнища парусины. - Если машина сломается,  -
догадались, посовещавшись, они. И отправились осматривать  третью,
бизань,  как  узнали,  мачту, но попались в  руки  матери,  а  та,
легонько шлепнув каждого, велела умываться и завтракать.
  Кубрик уже подмели и проветрили, и все его население сидело, кто
вокруг  длинного стола, а кто на нижних кроватях, и завтракало.  А
потом   ребята   углубили  знакомство  с  немногими  сверстниками,
пустившимися с родителями в новоселы на Дальний Восток. И Степан с
Марией   знакомились  с  такими  же  переселенцами,   обменивались
надеждами на новую жизнь и причинами переселения. Что-то их  ждет?
]rnr  вопрос  звучал  постоянно и люди в  беседах  друг  с  другом
пытались  утвердиться  в  правоте своего решения  на  переселение,
заглядывали  друг  другу  в глаза - не смеются  ли  над  ними,  не
считают  ли   дураками. Ох, не легкое это дело  -  бросить  родную
деревню и увлечь семью в черте куда.
Еще через сутки, заполненные бестолковой суетой, когда привычные к
работе  руки не знали за что и взяться и вновь и вновь  перебирали
нехитрый  и невеликий скарб, ведь на переполненном людьми пароходе
особо   не  разгуляешься,  тем  более  что  их  и  в  передвижении
ограничили, всюду нельзя, пароход поутру зашел в Босфоров  пролив.
Землю  видеть  было радостно, хоть она и турецкая,  со  старинными
каменными  высокими крепостями на обоих берегах, а далее нарядными
домиками  в белой кипени цветущих садов и прямо у моря, кажется  -
рукой  подать,  и на склонах невысоких горушек. Под  вечер  справа
проплыла и столица турецкая - Стамбул - Константинополь с золотыми
куполами   православных  церквей  и  стрельчатыми   мусульманскими
минаретами.
И  еще  день прошел в бестолковой суете и беганье с борта на борт:
пароход  шел Мраморным морем и Дарданелловым проливом, и все  было
интересно,  и все кричали - а вон, а вон, - и тыкали  пальцем.  Но
уже приустали, любованье чужими красотами изрядно надоело. А более
всего  изнуряла ограниченность пространства. Уже и ссоры начались,
ворчанье и взаимное недовольство.
Кроме  четырех  десятков  пассажиров-переселенцев  пароход  вез  в
трюмах  на  Дальний  Восток целую тысячу солдат,  парней  молодых,
любопытных. Впрочем, всем было интересно побольше узнать о Дальнем
Востоке,  где  придется жить, служить, кому и недолго,  а  кому  и
вечно.   Хорошо,   что  среди  пассажиров  первого   класса   ехал
Владивостокский  городской  голова  господин  Маковский,   человек
веселый,  словоохотливый, большой патриот своего  края  и  города,
заинтересованный привить людям новым интерес к дальней  российской
окраине. Почти ежевечерне, когда немного спадала дневная жара, он,
окруженный  любопытствующими,  начинал  рассказ.  Видимо,  он  был
неплохой психолог, потому как заприметил, что там, где кучка,  еще
люди  приткнутся, еще любопытствующих добавится, потому и пошел  к
переселенцам;  с  кем,  как  не с ними об  истории  освоения  края
гутарить, о житье-бытье на новом месте лясы точить, уж у них-то  к
этим  делам  особый интерес, ушки на макушке, слушать  станут  рты
пораскрывши и уж сюда-то, едва ли не мигом, все население парохода
перекочует.
-  Манят  человека неизведанные дали. А если к любопытству  -  что
там, за горизонтом - добавляются еще и существенные интересы, нет,
о  наживе  ли речь, коли, пускаясь в неизведанное, можно и  голову
потерять,  а  интересы практического свойства: что  за  земли  там
лежат,  плодородны ли, богаты ли леса зверем, реки - рыбой,  много
ли  народу живет в тех местах, торовато ли - а и торговлюшку какую
завести;  впрочем, если народцу местного маловато, то и самому  не
осесть  ли на землях удобных, в краях щедрых, среди людей  мирных,
не  воинственных? Отсюда и стремление русского человека  в  Сибирь
бескрайнюю.  Отразив  татаро-монгольское  нашествие   и   окрепнув
государственно,  стала  Россия-матушка  посылать  своих  сынов  на
восток,  прирастать  Сибирью. Славный  Ермак  Тимофеевич,  основав
город  на  реке  Тоболе, положил начало широкому  проникновению  в
Сибирь, на море Охотское, в Камчатку, Русскую Америку. И на  Амур,
на  Дальний  Восток. Тяжел и долог был тот путь, многие  опасности
поджидали  сильных  духом охотников за неизведанным,  не  единожды
приходилось  возвращаться  им,  исчерпав  силы  и  средства  и  не
достигнув цели намеченной. Но, отдохнув и набравшись сил, снова  и
снова  пускались  они  в опасный путь, снова и  снова  принимались
осваивать земли новые, закладывать остроги, умножать могущество  и
p`qxhpr|  землю  Русскую. Атаман Поярков,  отправившись  со  своим
отрядом  в  1643 году из Якутска вверх по Алдан-реке  и  перевалив
Становой  хребет,  по Зее спустился на Амур-батюшку  и  на  плотах
скатился  в  море  Охотское. Он и был  первым  русским  человеком,
прошедшим Амур от истоков до устья и указавшим удобный водный путь
к  Океану  Великому.  Семь  лет спустя  Ерофей  Хабаров  со  своей
дружиной  вольных  охотников, ранее прознавши об открытых  богатых
землях и получив дозволение воеводы  Якутского, пустился в опасный
путь  и  основал на Амуре острог Албазинский. С тех пор и началось
широкое   освоение  Амура.  Все  новые  и  новые  отряды  казаков,
промышленники пушнины и искатели золота, а иной раз и люди беглые,
через Якутск и Становой хребет, либо через Забайкалье выходили  на
бескрайние   амурские  просторы,  и  основывали  здесь   острожки,
садились  на  землю основательно, распахивали пашенку  и  огороды,
крепкие  дома  строили, обзаводились женами - русскими  редко,  за
неимением, а все более из местных красавиц, и радовались, глядя на
детишек.  А  уж  коли  домами и пашнями  обзавелись,  да  те  дома
голосами  детскими  заполнились, значит  прочно  осели  люди,  без
оглядки   считают  освоенные  земли  своими  и  своею   волей   не
расстанутся с ними никогда, разве что великим принуждением...