убедили товарищей в небезопасности подобных столкновений. Учился он пре-
восходно, прекрасно изучил историю Греции и Рима. Он увлекался также ма-
тематикой и географией. Учителя этой провинциальной военной  школы  сами
не очень были сильны в преподаваемых ими науках,  и  маленький  Наполеон
пополнял свои познания чтением. Читал он и в этот ранний период и  впос-
ледствии всегда очень много и очень быстро. Французских товарищей  удив-
лял и отчуждал от него его корсиканский патриотизм:  для  него  французы
были тогда еще чуждой расой, пришельцами-завоевателями родного  острова.
Со своей далекой родиной, впрочем, он в эти годы  общался  только  через
письма родных: не такие были у семьи средства, чтобы выписывать  его  на
каникулы домой.
   В 1784 г., 15 лет, он с успехом окончил курс и  перешел  в  Парижскую
военную школу, откуда уже выпускались офицеры в армию. Здесь были собра-
ны первостепенные преподавательские силы: достаточно сказать, что  среди
преподавателей были знаменитый математик Монж и астроном Лаплас. Наполе-
он с жадностью слушал лекции и читал. Тут было чему и у кого  поучиться.
Но в первый же учебный год его постигло несчастье: он поступил в Парижс-
кую школу в конце октября 1784 г., а в феврале  1785  г.  скончался  его
отец Карло Бонапарте от той самой болезни, от которой впоследствии  умер
и сам Наполеон: от рака желудка. Семья осталась почти  без  средств.  На
старшего брата Наполеона, Жозефа, надежда была плоха: он был и  неспосо-
бен и ленив, 16-летний юнкер взял на себя заботу  о  матери,  братьях  и
сестрах. После годичного пребывания в Парижской военной школе  он  вышел
30 октября 1785 г. в армию с чином подпоручика и отправился в полк, сто-
явший на юге, в г. Валенсе.
   Трудно жилось молодому офицеру. Большую часть  жалованья  он  отсылал
матери, оставляя себе только на самое скудное  пропитание,  не  позволяя
себе ни малейших развлечений. В том же доме, где он снимал комнату,  по-
мещалась лавка букиниста, и Наполеон все свободное время стал  проводить
за чтением книг, которые давал ему букинист. Общества он чуждался, да  и
одежда его была так невзрачна,  что  он  и  не  хотел  и  не  мог  вести
сколько-нибудь светскую жизнь. Читал он запоем, с неслыханной жадностью,
заполняя заметками и конспектами свои тетради.
   Больше всего его интересовали книги по военной  истории,  математике,
географии, описания путешествий. Читал он и философов. Именно в эту пору
он ознакомился с классиками просветительной литературы XVIII в.- Вольте-
ром, Руссо, Даламбером, Мабли, Рэйналем.
   Трудно установить, когда именно появляются в нем первые признаки того
отвращения к идеологам революционной буржуазии и ее  философии,  которое
так для него характерно. Во всяком случае, 16-летний подпоручик пока еще
не столько критиковал, сколько учился. Это тоже коренная черта его  ума:
ко всякой книге, так же как и ко всякому новому человеку, он приближался
в эти начальные годы своей жизни с жадным и нетерпеливым желанием поско-
рее и как можно полнее извлечь то, чего он еще не знает и что может дать
пищу его собственной мысли.
   Читал он и беллетристику и  стихи;  увлекался  "Страданиями  молодого
Вертера" и  некоторыми  другими  вещами  Гете;  читал  Расина,  Корнеля,
Мольера, нашумевшую тогда книгу стихов, приписанных средневековому  шот-
ландскому барду Оссиану (это была искусная  литературная  подделка);  от
этого чтения снова бросался к математическим трактатам, к книгам военно-
го содержания, особенно к сочинениям об артиллерийском деле.
   В сентябре 1786 г. он испросил себе долговременный отпуск и  уехал  в
Аяччо, на родину, устраивать материальные дела своей семьи. Умирая,  его
отец завещал небольшое имение и довольно запутанные дела. Наполеон  дея-
тельно и успешно занялся этими делами и поправил материальное  положение
семьи. Отпуск свой ему удалось  продлить  до  середины  1788  г.,  хотя,
по-видимому, и без сохранения содержания. Но результаты  его  работы  по
дому и имению покрыли все.
   Вернувшись в июне 1788 г. во Францию, он вскоре со своим  полком  был
отправлен в г. Оксонн. Здесь он жил уже не на частной квартире, а в  ка-
зарме и продолжал с прежней жадностью читать решительно все, что попада-
ло под руку, и в частности основные труды по военным вопросам, волновав-
шим военных специалистов XVIII в. Однажды, посаженный за что-то  на  га-
уптвахту, он совершенно случайно нашел в помещении, где был заперт,  не-
известно как попавший сюда старый том юстиниановского сборника (по римс-
кому праву). Он не только прочел его от доски до доски, но потом,  почти
15 лет спустя, изумлял знаменитых французских юристов на  заседаниях  по
выработке Наполеоновского кодекса, цитируя наизусть римские дигесты. Па-
мять у него была исключительная.
   Способность к упорнейшему умственному труду,  к  долгому  размышлению
сказалась в нем уже в этот ранний период. "Если кажется, что я всегда ко
всему подготовлен, то это  объясняется  тем,  что  раньше  чем  что-либо
предпринять, я долго размышлял уже прежде; я  предвидел  то,  что  может
произойти. Вовсе не гений внезапно и таинственно (en  secret)  открывает
мне, что именно мне должно говорить и делать при обстоятельствах,  кажу-
щихся неожиданными для других,- но мне открывает это мое размышление.  Я
работаю всегда, работаю во время обеда, работаю, когда  я  в  театре;  я
просыпаюсь ночью, чтобы работать",- так говорил  он  неоднократно  впос-
ледствии. О своей гениальности он упоминал часто с каким-то легким нале-
том иронии или насмешливости, а  о  своей  работе  -  всегда  с  большой
серьезностью и с большой настойчивостью. Он гордился своей  колоссальной
работоспособностью больше, чем какими бы то ни было другими дарами,  ка-
кими наделила его столь неограниченно щедрая к нему природа.
   Тут, в Оксонне, он и сам берется за перо и составляет небольшой трак-
тат по баллистике ("О метании бомб"). Артиллерийское  дело  окончательно
становится его излюбленной военной специальностью. Остались в его  бума-
гах от этого времени также и кое-какие беллетристические наброски, фило-
софско-политические этюды и т. п. Здесь он частенько высказывается более
или менее либерально, иногда прямо повторяет некоторые мысли Руссо, хотя
в общем его никак нельзя назвать последователем идей "Общественного  до-
говора". В эти годы его жизни бросается в глаза одна черта: полное  под-
чинение страстей и желаний воле и рассудку. Он живет впроголодь, избега-
ет общества, не сближается с женщинами, отказывает себе в  развлечениях,
работает без устали, сидит за книгами все  свободное  от  службы  время.
Согласился ли он окончательно удовольствоваться своей долей - долей  не-
богатого провинциального офицера, корсиканского дворянина из бедных,  на
которого  аристократы-товарищи  и  аристократы-начальники  всегда  будут
смотреть сверху вниз?
   Он не успел ясно сформулировать ответ на этот вопрос и еще меньше ус-
пел конкретно развить планы будущего, как сначала зашаталась, потом над-