сравнительно  с  господствовавшими   тогда   среди   русских   историков
воззрениями. По позднейшим словам самого К.,  он  "читал  много  всякого
рода исторических книг, вдумывался в науку и пришел  к  такому  вопросу:
отчего  это  во  всех  историях  толкуют  о  выдающихся  государственных
деятелях, иногда о законах и  учреждениях,  но  как  будто  пренебрегают
жизнью народной массы? Бедный  мужик-земледелец-труженик  как  будто  не
существует для истории; отчего история не говорит нам ничего о его быте,
о его духовной жизни,  о  его  чувствованиях,  способе  его  радостей  и
печалей"?  Мысль  об  истории   народа   и   его   духовной   жизни,   в
противоположность истории государства, сделалась с  этой  поры  основною
идеей в кругу исторических воззрений К. Видоизменяя понятие о содержании
истории, он раздвигал и круг ее источников. "Скоро, говорит он, я пришел
к убеждению, что историю нужно изучать не только по мертвым летописям  и
запискам, а и в живом народе". Он научился малорусскому языку, перечитал
изданные народные малорусские песни и печатную литературу на малорусском
языке, тогда очень небольшую, предпринимал "этнографические экскурсии из
Харькова по соседним селам, по  шинкам".  Весну  1838  г.  он  провел  в
Москве,  где  слушание  лекций  Шевырева  еще  более  укрепило   в   нем
романтическое отношение к народности. В эту пору  К.  сам  начал  писать
помалорусски, под псевдонимом Иеремии Галки, и в 1839 - 41 гг.  выпустил
в свет две драмы и несколько  сборников  стихотворений,  оригинальных  и
переводных. Быстро подвигались вперед и его занятия по истории.  В  1840
г. К. выдержал магистерский экзамен, а в 1842 г.  напечатал  диссертацию
"О значении унии в зап. России". Назначенный уже  диступ  не  состоялся,
вследствие сообщения архиепископа  харьковского  Иннокентия  Борисова  о
возмутительном  содержании  книги.  Хотя  речь  шла  лишь  о  нескольких
неудачных выражениях,  но  проф.  Устрялов,  по  поручению  министерства
народного просвещения разбиравший труд К., дал о нем  такой  отзыв,  что
книгу велено было сжечь. К. дозволено было написать другую  диссертацию,
и в конце 1843 г.  он  представил  в  факультет  работу  под  назв.  "Об
историческом значении русской народной  поэзии",  которую  и  защитил  в
начале  следующего  года.   В   этом   труде   нашли   яркое   выражение
этнографические стремления К.,  принявшие  еще  более  определенный  вид
благодаря сближению его с  целым  кружком  молодых  малороссов  (Корсун,
Кореницкий, Бецкий  и  др.),  подобно  ему  с  энтузиазмом  мечтавших  о
возрождении малорусской литературы. Немедленно по окончании своей второй
диссертации К. предпринял новую работу по истории  Богдана  Хмельницкого
и, желая побывать в местностях, где происходили описываемые им  события,
сделался учителем гимназии сперва в Ровне, затем (1845) в Киеве. В  1846
г.  совет  киевского  университета  избрал  К.  преподавателем   русской
истории, и с осени этого года он  начал  свои  лекции,  вызвавшие  сразу
глубокий интерес слушателей. В Киеве,  как  и  в  Харькове,  около  него
составился  кружок  лиц,  преданных  идей  народности  и  намеревавшихся
проводить эту идею в жизнь. В кружок  этот  входили  П.  А.  Кулиш,  Аф.
Маркевич, Н. И. Гулак, В.  М.  Белозерский,  Т.  Г.  Шевченко.  Интересы
киевского  кружка  не  ограничивались,  однако,  пределами   малорусской
национальности.   Члены   его,   увлеченные   романтическим   пониманием
народности, мечтали об общеславянской взаимности, соединяя  с  последней
пожелания внутреннего прогресса  в  собственном  отечестве.  "Взаимность
славянских  народов  -  писал  позже  об  этом  кружке  К.,  -  в  нашем
воображении не ограничивалась  уже  сферою  науки  и  поэзии,  но  стала
представляться в образах, в которых, как нам казалось, она  должна  была
воплотиться  для  будущей  истории.   Помимо   нашей   воли   стал   нам
представляться  федеративный  строй,  как   самое   счастливое   течение
общественной  жизни  славянских  наций...  Во  всех   частях   федерации
предполагались одинаковые основные законы и права, равенство веса, мер и
монеты, отсутствие таможен  и  свобода  торговли,  всеобщее  уничтожение
крепостного права  и  рабства  в  каком  бы  то  ни  было  виде,  единая
центральная власть, заведующая сношениями вне союза, войском  и  флотом,
но полная автономия каждой части по отношению к внутренним  учреждениям,
внутреннему управлению, судопроизводству  и  народному  образованию".  С
целью  распространения  этих  идей  дружеский  кружок  преобразовался  в
общество,  получившее  название  Кирилло-Мефодиевского.   Панславистские
мечтания  юных  энтузиастов  скоро  были   оборваны.   Студент   Петров,
подслушавший их беседы, донес на них; они были  арестованы  весной  1847
г., обвинены в  государственном  преступлении  и  подвергнуты  различным
наказаниям. К., просидев год в Петропавловской крепости, был  "переведен
на службу" в Саратов и отдан под надзор местной полиции, причем  ему  на
будущее  время  воспрещалось  как  преподавание,  так  и  печатание  его
произведений. Ссылка указала К.  настоящие  размеры  пропасти,  лежавшей
между его идеалами и  действительностью,  но  она  не  убила  в  нем  ни
идеализма, ни энергии и способности к работе. В  Саратове  он  продолжал
писать своего "Богдана Хмельницкого", начал новую  работу  о  внутреннем
быте московского государства XVI
   - XVII вв.,  совершал  этнографические  экскурсии,  собирая  песни  и
предания,  как  прежде  в  Малороссии,  знакомился  с  раскольниками   и
сектантами. В 1855 г. ему дозволен был отпуск в Петербурга,  которым  он
воспользовался для окончания своего  труда  о  Хмельницком;  в  1356  г.
отменено было запрещение печатать его сочинения  и  затем  снят  с  него
надзор. Совершив поездку за границу, К. опять поселился в Саратове,  где
написал  "Бунт  Стеньки  Разина"  и   принимал   участие,   в   качестве
делопроизводителя губернского комитета по  улучшению  быта  крестьян,  в
подготовке  крестьянской  реформы.  Весною  1859  г.  он  был  приглашен
петербургским   университетом   занять    кафедру    русской    истории,
освободившуюся с выходом в отставку Устрялова.  Тяготевшее  еще  над  К.
запрещение  педагогической  деятельности  было  снято   по   ходатайству
министра Е. П. Ковалевского, и в ноябре 1859 г. он открыл свои лекции  в
университете. Это была пора наиболее интенсивной работы  в  жизни  К.  и
наибольшей  его  популярности.  Известный  уже  русской   публике,   как
талантливый  писатель,  он  выступил  теперь  в   качестве   профессора,
обладающего могучим и  оригинальным  талантом  изложения  и  проводящего
самостоятельные и новые воззрения на  задачи  и  сущность  истории.  Эти
воззрения находились в тесной связи с теми взглядами, какие выработались
у него еще в Харькове. Сам  К.  так  формулировал  основную  идею  своих
лекций: "Вступая на кафедру, я задался мыслию в своих лекциях  выдвинуть
на первый план народную жизнь во всех ее частных проявлениях...  Русское
государство складывалось из  частей,  которые  прежде  жили  собственною
независимою жизнью,  и  долго  после  того  жизнь  частей  высказывалась
отличными стремлениями в общем государственном строе.  Найти  и  уловить
эти особенности народной жизни частей  русского  государства  составляло