составлял часть Иллирской провинции Франции. После французского  периода
Т. мало-помалу  делается  счастливым  соперником  Венеции,  над  которою
вскоре даже одерживает верх и становится хозяином на Адриатическом море.
В 1818 г., именуемый уже citta  fedelissima,  вместе  со  всей  областью
(населения всего 15 530 чел.) был объявлен входящим в состав германского
союза. Во время итальянской и венгерской революций Т. неизменно остается
на стороне Габсбургского дома. С мая по август 1848 г. Триестскую гавань
блокировал   неаполитанско-сардинский   флот.   2   октября   1849    г.
императорским декретом  Т.  возводится  в  степень  "имперского  города"
(Reichsunmittelbare Stadt). По декабрьской конституции  1867  г.  Т.  со
своею областью образует собственную отдельную коронную землю, имеет свой
ландтаг и посылает в палату депутатов 4 представителей, из которых  один
избирается от торгово-ремесленной камеры. В июле 1891 г. порто-франко Т.
закрыто и город включен в таможенную область Австро-Венгрии.

   Литература. Mainati, "Croniche ossia memorie  stor.-sacro-profane  di
Trieste" (Венеция, 1817-1818, 7 т.); Loewenthal, "Geschichte  der  Stadt
Triest" (Триест, 1857); Scussa, "Storia cronografica  di  Trieste"  (там
же, 1864, нов. изд. 188586); P. Ireno della Сгосе, "Storia  di  Trieste"
(там же, 1879); Neumann-Spallart,  "Oesterreichs  maritime  Entwickelung
und die Hebung von Triest" (Штутгарт, 1882); S. Rutar, "Samosvoje  mesto
Trst in mejna grofija Istra" (Любляна, 1896 - 1897, I-II snop.);  "Nouva
guida di Trieste" (Tpiест, 1891); Hartlebens, "Fuehrer durch Triest  und
Umgebuug" (З изд., Вена, 1892); "Illustrirter Fuehrer durch  Triest  und
Umgebungen" (там же, 1892);  ежегодные  публикации  триестской  биржевой
депутации: "Navigazione di  Trieste"  и  "Commercio  di  Trieste";  "Die
oesterreichisch-ungarische Monarchie" (т. X, Вена, 1891).
   Ир. П.
   Тризна - славянское название для некоторых  моментов  в  погребальном
обряде. Какие именно моменты подразумеваются  под  словом  Т.,  об  этом
существует разногласие между историками. А. А. Котляревский,  специально
изучивший вопрос о погребальном обряде у славян,  того  мнения,  что  Т.
являлась специально  военным  обрядом  прощания  с  покойником,  в  виде
ристания, борьбы и всяких  других  военных  упражнений  по  соседству  с
местом погребения. По Соловьеву, "под Т. разумелись, как  видно,  вообще
поминки и потом преимущественно борьба в  честь  умершего;  с  поминками
соединялись веселый пьяный пир, также резание, царапание лица". Шафарик,
а за ним и Забелин находят, что Т. и гунно-славянская страва - одно и то
же,  подразумевая  таким  образом  под  Т.  погребальное   пиршество   с
сопутствующими ему обрядами, песнями, играми, плясками и  т.  д.  Корень
слова не совсем ясен. В древних памятниках  церковнославянского  яз.  Т.
употребляется в смысле:  битва,  состязательное  поприще,  тризновати  -
сражаться, тризньник - сражающийся, борец, в рукописных  беседах  Иоанна
Лествичника  оно  значит:  подвиг,  в  новгородском  словаре  XV  в.  Т.
переведено страдальство, подвиг. По-чешски тризнити - бить, тризновати -
бить, но и насмехаться (наше: трунить); в глоссах к галленскому  словарю
Т. - синоним похорон и жертвоприношений умершим; по-словацки тризнитися
   - веселиться, тризнити  -  вести  речь,  6еседу.  В  древне-литовском
triesti - ристать, triesina - скачка, ристание. В настоящее время  слово
Т. обыкновенно употребляется в смысле погребальные поминки, у  белорусов
тризниться  -  значить  грезиться.  Из  сравнения  всех  этих  различных
значений можно заключить, что, хотя термин Т. первоначально, быть может,
означал только обычай устраивать военные игры  на  похоронах  вождя,  но
впоследствии стал синонимом погребальных  поминок  вообще,  в  частности
погребальных пиршеств. Наши  летописи  уже  употребляют  этот  термин  в
последнем смысле, совершенно не упоминая о ристалищах, борьбе и т. п.  В
рассказе летописца о мести Ольги (единственное  место,  где  упоминается
про Т.) читаем: "Повеле Ольга Т. творити. Посем седаша деревляне  пити",
из  чего  можно  заключить,  что  существенный  элемент  Т.  состоял   в
пиршествовании. Вполне определенное историческое  упоминание  о  военных
играх, как погребальном обряде, мы встречаем только у  Иорнанда,  в  его
классическом описании похорон  Аттилы  ("лучшие  всадники  вокруг  холма
ристали" и т. д.), но это может иметь только весьма отдаленное отношение
к славянам. Относительно последних мы встречаем  только  упоминания  про
обыкновенные игры, практиковавшиеся на похоронах  и  во  время  поминок.
Так, о чехах Козьма Пражский сообщает про  "jocos  profanos  quos  super
mortuos exercebant". Игры эти  состояли  в  попойках,  переряживаниях  и
пляске. О русских славянах читаем в Стоглаве:  "в  троицкую  субботу  по
селам и погостам сходятся и плачутся по  гробам  и  егда  начнут  играми
скоморохи, гудцы и  прегудницы,  они  же  от  плача  преставше,  начнуть
скакати и плясати и в долони бити и  песни  сотонинские  пети".  Хотя  в
наших памятниках прямо и не упоминается про воинские состязания и  игры,
тем не менее они  могли,  как  у  гуннов,  составлять  часть  похоронных
празднеств. Эти последние имели одну только  цель:  доставить  покойнику
как можно больше  развлечений,  удовольствий  и  проявлений  симпатии  и
преданности. По Ибн-Фоцлану (X  в.),  целая  треть  имущества  покойника
обязательно тратилась на покупку крепких напитков.  На  Т.  Игоря  Ольга
велит готовить побольше меду. Еще и теперь выпивка - непременный спутник
поминок. Но покойники при жизни любили  также  развлекаться  и  военными
играми, ристанием, борьбой и т. п. физическими упражнениями,  точно  так
же как плясками, песнями, переряжениями  и  т.  п.;  поэтому  все  такие
развлечения и являлись спутниками прощальных  и  поминальных  церемоний.
Покойник, которого усаживали с чарой вина, по-прежнему  с  удовольствием
следил  за  обычными  зрелищами  игр,  которые  тешили  его  при  жизни.
Выделить, следовательно, Т. в отдельный военный обряд прощания из общего
ритуального празднества нет никакого основания. Вообще  же  ритуал  этот
представлял совершенно естественное соединение  веселого  пиршества  для
развлечения покойника с самыми эксцентричными проявлениями  горя.  "Кожи
кроения,  лица  драния",   плачи,   вопли,   кровавые   жертвоприношения
чередовались с  самым  бурным  разгулом,  пьянством,  песнями,  веселыми
беседами, играми, скоморошничеством. Подобные обычаи не были свойственны
одним только славянам; мы встречаем их одинаково у  многих  исторических
народов, как и у современных племен  первобытных.  Характерный  образчик
дает Геродот в описании похорон у скифов, живших на  юге  России.  Когда
скифский  царь  умирал,  тело   умершего,   обмазав   воском,   наполнив
благовонными  травами,  укладывали  на  колесницу  и  возили  по   степи
поочередно ко всем подвластным народам.  Встречая  кортеж,  резали  себе
уши, остригали волосы, прокалывали правые руки стрелами, но вместе с тем
устраивали пиршества, пили,  пели,  плясали.  Наконец,  в  сопровождении
огромной разноплеменной толпы  кортеж  вступал  в  страну  Геры,  где  в