--  Да...  ведет переписку по-гречески  с  императором Византии,  а  на
латыни  ведет  речи  с  Кассиодором.  Сомневаюсь  даже,  думает  ли  она  на
готском... Горе нам, если в бурю ей придется взяться за руль!
     --  Но,  старик, я  не вижу никакой бури! Где она?  --  изумился  вновь
юноша.  --  Откуда ей  взяться? Император Византии помирился  с  Теодорихом.
Епископ  Рима  назначен  самим королем. Князья  франков --  ему  племянники.
Итальянцы под его защитой благоденствуют. Откуда опасность?
     -- Да, византиец Юстин уже  слабый  старик, --  поддержал его человек с
мечом.
     --  Но  его  наследник Юстиниан... Вот  он... Непроницаем, как  ночь, и
лжив, как море. Я был с последним посольством в Византии и сделал вид, будто
напился вмертвую... Он пристал ко  мне и  расспрашивал именно так, как будет
все выведывать человек,  решивший  уничтожить готов и  захватить Италию. Это
так же верно, как то, что меня зовут Гильдебранд.
     -- Пусть попробует, -- проворчал брат юного "бога".
     -- Верно, друг  Гильдебад, пусть  попробует. Но  он  может попробовать,
Византия сильна.
     Юноша пожал плечами.
     --  Сильна!  --  уже  гневно повысил  голос  старик. --  Двенадцать лет
боролся наш великий король  с Византией  и -- не победил. Правда, тебя тогда
еще не было на свете, -- уже успокоившись, прибавил он.
     -- Да, но тогда мы были  чужаками  в  чужой стране. Теперь же Италия --
наш дом. И латиняне -- наши собратья.
     -- "Дом"! -- горько  усмехнулся старик.  -- Иллюзия! "Собратья". Хороши
союзнички! Эх ты, молодой глупец.
     -- Это не мои слова, а самого короля, -- возразил юноша.
     --  Да,  мне  известны и  пустые мечты  нашего  короля. Всегда  мы были
чужаками здесь. И через тысячу лет нас будут называть варварами.
     -- Пусть так, -- кивнул младший брат. -- Но, наверное, стоит и кой-чему
поучиться, чтобы перестали называть так.
     -- Молчи, Тотила!  --  рассвирепел старик. --  Такие же мысли сделались
проклятием моего дома.
     И, с трудом успокоившись, старик продолжал:
     -- Вельхи, римляне -- не  братья, а смертельные нам  враги. Нужно  было
перерезать  их всех, от  младенца до  отжившего старика! Король не  послушал
моего совета! Они вечно будут ненавидеть нас -- и в том их правота.
     С минуту все молчали. Наконец юноша прервал паузу:
     -- Ты думаешь, никакого союза быть не может?
     -- Не  может быть  мира между  южанами и северянами. Богатырь победил в
пещере дракона, а тот запросил о пощаде. Человек сжалился и,  повернувшись к
зверю спиной, стал любоваться  сокровищами пещеры. Что будет, знаешь? Дракон
только и ждет этого мига.
     -- Хорошо,  подождем греков, -- грозно проговорил великан Гильдебад. --
Ас их черепами мы поступим так!
     И  он  с такой  силой  грохнул дубинкой  по  полу,  что мраморная плита
разлетелась на куски.
     -- Да, пусть попробуют, -- подхватил Тотила, и глаза его сверкнули,  --
пусть  попробуют римляне  изменить  нам... Смотри, -- указал  он старику  на
своего старшего брата, -- какие крепкие дубки у нас еще есть!
     Старик покивал с улыбкой:
     --  Да,  братец твой  силен.  Раньше  были  и  помогуче  его...  Но эти
проклятые  южане воюют,  спрятавшись  за  стенами.  Они ведут  войну,  будто
складывают и раскладывают камешки. Могут загнать целое войско героев в мешок
и перебить их издали,  как ворон. Знаю одного такого головастика в Византии.
-- Он взглянул на человека с мечом. -- Ты тоже должен знать его. Это Нарзес.
     -- Знаю,  --  задумчиво кивнул тот. -- Если  поразмыслить покрепче,  то
выходишь  правым  старик. Наш  король  при  смерти,  царевна --  полукровка,
римляне  -- лжецы, Юстиниан засел в засаде... Но, с другой стороны,  за нами
стоят вандалы,  бургунды, герулы, франки...  Немало.  Даже  эсты  с далекого
севера.
     -- Это все бредни! -- снова рассвирепел Гильдебранд. -- Что, твои эсты,
подкупят своим янтарем полководцев Византии? А все союзники  -- эти зятья  и
шурины... Знаю я верность королевской родни!
     Все задумались. За стенами храма бушевала и ярилась буря.
     Наконец заговорил Витихис, человек с мечом:
     --  Хорошо. Мы прониклись твоими опасениями, старик. Теперь скажи,  чем
можем помочь беде мы?
     Старик улыбнулся и взял его за руку:
     --  Вот,  Витихис, я давно ждал твоего благоразумного слова.  Начинайте
вы. Вы все. Подумайте. Я выскажусь последним.
     --  Можно подытожить  сразу, -- заметил  черноволосый,  которого  звали
Тейя.
     --  Гильдебад и  Тотила  не видят опасности. Ты и Витихис,  вы видите и
надеетесь. Я вижу ее давно и не надеюсь уже ни на что.
     -- Ты что, уже хоронишь нас без боя, так? -- заметил Витихис.
     -- Отчего  же? Будет и бой, будет  и  слава. -- Тейя потряс топором. --
Перед своей смертью мы  устроим им кровавую баню. Дело  ясно: врагов слишком
много, и все они примутся за нас в одно прекрасное утро...
     -- Может, об этом и стоит поговорить с королем? --  нетерпеливо заметил
Тотила.
     -- Сто раз я  ему об  этом говорил,  -- вздохнул старик. --  Он устал и
хочет одного -- смерти.
     --  Я  думаю,  все-таки  неплохо  бы  подумать  о союзе  с  франками  и
бургундами   против  греков:  союз,   скрепленный  клятвой   и  обеспеченный
заложниками.
     --  Ты рассчитываешь на верность,  потому  что сам умеешь  быть верным.
Нет, друг мой, готам могут помочь только готы. Вы молоды... Женщины, оружие,
семья  -- у вас еще впереди много всяких радостей.  У меня  все позади. Жена
умерла, дети умерли,  за  ними -- внуки. А друзья давно все перебиты. Короче
говоря, у меня  есть время  подумать о всем моем  народе. Но настанет  пора,
когда об этом, о любви к своему племени, должен подумать каждый.
     -- Ты прав, -- заговорил  Тейя. -- но  что может спасти наш народ. Так,
как  мыслишь,  как чувствуешь ты, должны подумать... должны загореться огнем
этой священной любви тысячи. Нужно, чтобы огонь охватил сразу всех. Возможно
ли это?
     -- Возможно, сын мой.  Назад тому сорок пять лет все мы, готы  -- много
сотен тысяч с  женами  и  детьми -- были заперты в горном ущелье.  Положение
наше было  отчаянным.  Брат короля  со  своим войском  был  разгромлен. Обоз
захвачен врагами. Мы прозябали в скалистом ущелье,  разжевывая кору и траву.
Спинами  мы  уперлись  в  скалы, а перед  нашими взорами стоял  враг,  втрое