по всем дорогам во множестве; многочисленная конница их покрывала
все поля; 600 пушек  гремели на холмах! 12 часов продолжался бой.
Но  когда  уже  все, кроме  чести,  потеряно  было, когда  король
(Иосиф)  бежал,   сокровища  увезли;   когда  победоносные  армии
союзников, как темные тучи,  шли прямо на Париж, когда все сердца
цепенели под шумом военной  грозы, и все ожидали падения громов и
гибели  народа  -  вдруг  какая-то непостижимая  сила  остановила
союзников у самых ворот  столицы! Воины великодушные, после столь
дальних походов, столь тяжких трудов и столь кровопролитных битв,
достигли наконец столь вожделенной  цели, и - о верх благородства
и  чести!  -  они  не употребили  во  зло  победы своей.  Великие
государи, управлявшие  сердцами войск, пеклись  о целости столицы
французской, как будто о  родном своем городе. Пример великодушия
неслыханный до наших  времен! История изумит потомство, представя
великое  событие это  в  настоящем виде  его. Ночь  30  марта (по
новейшему   исчислению),  долженствовавшая   быть  свидетельницею
великих пожаров, бесчисленных убийств и страшного разлития крови,
сделалась,  напротив, свидетельницей  торжества,  единственного в
летописях мира, -  торжества великодушия над мщением, добродетели
над  пороком!  Эта  ночь  прекратила пятнадцатилетнее  рабство  и
восстановила,  древний  порядок вещей.  Столь  великие события  в
столь  малое  время  совершены,  что все  происходившее  казалось
только обольстительным сном.

30 марта Франция была еще под ярмом в томительных муках ожидания;
31 свободна  и в  торжестве!.. С первым  лучом солнца неописанное
чувство  радости,  чувство  неожиданного  счастия пробудило  весь
Париж. Большая  половина жителей  выхлынула из домов,  и площади,
бульвары   и  улицы   закипели  народом;  все   окна  наполнились
зрителями. Такова  была встреча в  благородном городе благородным
воинам, которые, сочетав лавры с оливами, приобрели сугубую славу
победителей  и  миротворцев.  Появление  ополчений,  притекших  с
берегов Волги,  Шпреи и Дуная, на  первых порах изумило парижан и
извлекло  было слезы  из очей  страстных любителей  отечества; но
неимоверное   великодушие  этих   питомцев   отдаленнейших  стран
успокоило совершенно  волнение сердец и умов.  Жители не находили
слов к  изъявлению благодарности своим  пощадителям и готовы были
боготворить великого монарха Севера.

                    Инвалидный дом (в Париже)

Читал ли  ты описание Валгалы в Северной  Эдде?[3] Если читал, то
припомнишь,  конечно, те  прекрасные награды,  которые сплетатели
северных  баснословии  сулили   героям  своим  в  будущей  жизни.
Беспрерывные войны  гремели по лесам и  пустыням древнего Севера.
Звание  военного человека  уважаемо было  всеми. Люди,  в которых
семейственная жизнь и мирные  занятия умягчили ретивость сердец и
утолили жажду к брани,  не могли без живейшего участия сердечного
смотреть  на  тяжкие  труды  и мужественную  смерть  великодушных
блюстителей  их  спокойствия, выгод  и  прав.  От этого  родились
понятия  утешительные для  воинов. Служители алтарей  освятили, а
стихотворцы украсили  их всеми цветами  воображения своего. Тогда
верили,  что   богини   (Валш), цветущие  красотою  и  младостью,
невидимо слетали на поля  брани и, принимая в нежные объятия души
храбрых,  уносили   в  жилище  радостей,   в  Валгалу.  Правители
воинственных   народов,   для   очевидных   польз  своих,   долго
поддерживали  эту веру.  Но  понятия мечтательные  уступили место
существенности, очарование исчезло, а войны продолжались, и воины
желали быть  успокоенными на той земле,  которую защищали утратою
здоровья  и  членов своих.  Кровавые  раны  становились устами  и
вопияли  за   них.  Священный  глас  веры,   здравый  рассудок  и
чувствительные   сердца   вступились   за  великодушных   стражей
отечества.  В разных  государствах  прилагали разные  способы для
доставления наград и покоя пострадавшим и потрудившимся в бранях.
Но  ни  одно  государство  в  Европе  (думаю,  кроме  Англии)  не
похвалится  таким прекрасным  заведением,  как Франция.  Оно есть
перлою столицы  ее. Я был  сегодня в инвалидном  доме и признаюсь
тебе,  друг мой, что  все мечтания  о древней Валгале  слабы пред
теми  существенными благами,  которые доставляет  тут безмятежный
отдых поседевшим в военных трудах. В двух словах расскажу историю
инвалидного дома,  а потом  опишу его наружный  и внутренний вид.

Людовик XIV,  желая успокоить храбрых  сотрудников своих, повелел
воздвигнуть  великолепное   здание  в  1671   году.  Здание  это,
помещающее покойно и выгодно до шести тысяч жильцов, есть одно из
огромнейших  в Париже.  Наружность величественна и  важна. Многие
статуи,  по  приличию  расположенные,  возвышают красоту  его.  С
необыкновенным    чувством    удовольствия    рассматривали    мы
внутренность  дома.  Огромные залы,  где  накрыты были  обеденные
столы;  кухни,   где  готовили  простую,  но   вкусную  пищу,  и
гидравлическая  машина,  провождающая свежую  воду  во все  жилья
дома: все  возбуждало любопытство наше.  Но картина благоденствия
здешних  жителей в  полном  блеске своем  открылась на  переднем,
зеленью  и   цветами  украшенном  дворе.   День  был  прекрасный:
множество    жильцов,   оставя   комнаты,    вышли   наслаждаться
благоуханием насажденных ими же цветов. Здесь только можно видеть
полную  картину  сколь  жестоко  изувеченного, столь  великодушно
утешенного в  невозвратных потерях своих человечества. Деревянные
ноги и костыли тут слишком обыкновенны. Многие лишились обеих ног
и одной руки. Таковых  сажают в тележки, которые, легко приводясь
в  действие  стальною рукою,  возят  их по  песчаным дорожкам.  В
толпах покрытых сединами воинов  мелькают и молодые лица. Не одно
число  лет службы,  но и  тяжкие раны  дают право на  помещение в
жилище  этом.  Здесь  к  попечениям правительства  присоединяются
попечения родства и дружбы. Там молодая жена уверяет супруга, что
раны, обезобразившие вид его,  нисколько не переменили ее чувств.
В  другом  месте  видим  милую  девицу,  с  нежною  заботливостью
поддерживающую  престарелого отца,  или юношу,  заменяющего собою
костыль деду и с восторгом читающего славу подвигов его в ранах и
знаках,  украшающих  ветхую  грудь.  Недавно  один  из  парижских