Нас проводили  в комнаты и забыли  про нас! Одни, без  слуг и без
знакомых, мы бы могли просидеть целые сутки, и никто бы об нас не
позаботился.  В  немецких трактирах  иначе: трактирные  служители
входят   очень  часто   к  приезжему,  предлагают   свои  услуги,
спрашивают, не надобно ль  кофе, пуншу и проч., и проч. Тут опять
совсем другое: в доме, где отдают покои в наем, ничего не держат.
За  кушаньем, кофе  и  проч. посылать  надобно своего  человека в
ресторации, кофейные домы и проч., а для всего этого и необходимо
иметь  лон-лакея.  Мы тотчас  по  приезде  спросили об  Ипполите,
который  служил у  адъютантов  наших Паскевича  и Сакена,  но нам
обещали  представить  его не  иначе,  как завтра.  "Вы видите,  -
говорили нам  с сердцем, -  сегодня в Париже ничего  ни найти, ни
достать не можно!"

В  самом деле  я  заметил, что  в Париже  случилось  что-то очень
необыкновенное:  в  нем не  видать  было  ни того  шуму, ни  того
движения, которым он  обыкновенно наполнен бывает: Париж приутих!
Это случилось  с ним в 20 лет в первый  раз! Король из уважения к
великому  празднику  (Fete  Dieu)  приказал запереть  все  лавки,
трактиры,  питейные домы  и  даже самый  Пале-Рояль; отворить  же
велел только одни церкви. Хвала государю, обращающему внимание на
нравственность  народа!..  Но  при  всех важных  переменах  нужна
чрезвычайная осторожность.  Раны на теле закрываются  не вдруг, а
постепенно!!  Французы теперь  очень похожи на  спутников Улисса,
превращенных в свиней: купаются  в грязи разврата и ропщут за то,
что  их   хотят  сделать   опять  людьми!  Однако,   несмотря  на
повсеместное  закрытие лавок  в городе,  товарищ наш БПале-Рояль  и привел  нам человека  с готовым платьем.  Мы купили
сюртуки,  круглые шляпы,  чулки,  башмаки, тоненькие  тросточки и
вмиг нарядились  парижскими гражданами. Так все  наши делают; ибо
русский офицер  в мундире встречает везде  косые взгляды и тысячу
неприятностей. Разумеется,  что с нас взяли  втрое за все, что мы
купили.  По записке,  которую  сделали в  Шалоне, узнали  мы, что
недалеко  от  нашей  квартиры  ресторация Бовилье.  Идем  к  нему
ужинать. Прощай!

                                                     Париж. Вечер

Я  сейчас был в  парижской ресторации  и признаюсь, что  в первую
минуту  был  изумлен, удивлен  и  очарован.  На воротах  большими
буквами написано: "Бовилье". Вход по лестнице ничего не обещал. Я
думал, что  найду, как в Германии,  трактир пространный, светлый,
чистый -  и более  ничего. Вхожу и останавливаюсь,  думаю, что не
туда зашел;  не смею  идти далее. Пол лаковый,  стены в зеркалах,
потолок в  люстрах! Везде  живопись, резьба и  позолота. Я думал,
что вошел в какой-нибудь храм вкуса и художеств! Все, что роскошь
и  мода   имеют  блестящего,  было  тут;   все,  что  нега  имеет
заманчивого, было тут. Дом  сей походил более на чертог сибарита,
нежели  на съестной  трактир  (Restauration). Хозяйка,  как некая
могущественная повелительница  в приятной цветочной рощице, среди
множества подле, около и  над нею расставленных зеркал, сидела на
несколько ступеней возвышенном и ярко раззолоченном стуле, как на
троне. Перед нею лежала  книга, в которой она записывала приход и
расход. В самом деле она в своей ресторации царица. Толпа слуг по
одному мановению ее бросается в ту или другую сторону и выполняет
все приказания.  Нам тотчас накрыли особый  стол на троих; явился
слуга,  подал карту,  и должно  было выбирать  для себя  блюда. Я
взглянул  и остановился.  До  ста кушаньев  представлены тут  под
такими  именами, которых  у  нас и  слыхом не  слыхать. Парижские
трактирщики поступают в сем случае как опытные знатоки людей: они
уверены, что  за все  то, что незнакомо  и чего не  знают, всегда
дороже  платят.  Кусок  простой  говядины,  который  в  каких  бы
изменениях  ни  являлся,  все  называют  у  нас  говядиною,  тут,
напротив, имеет  двадцать наименований. Какой изобретательный ум!
Какое дивное просвещение! Я  передал карту Бмог понять,  потому что,  говорил он, у нас  в губернских городах
мясу,  супу  и  хлебу  не  дают никаких  пышных  и  разнообразных
наименований: эта  премудрость свойственна  только Парижу. Отчего
ж,  скажешь ты, мы  так затруднялись  в выборе блюд?  Оттого, что
надлежало выбрать непременно те именно, которые тут употребляются
в ужине. Попробуй спросить  в ужине обеденное блюдо, которое тебе
пришлось по  вкусу, и тотчас назовут  тебя более нежели варваром,
более  нежели непросвещенным:  назовут  тебя  смешным (ridicule).
Тогда  ты уже  совсем  пропал: парижанин  скорее согласится  быть
мошенником, нежели  прослыть смешным! Предварительные наставления
приятелей  наших  в Шалоне  вывели,  однако  ж, нас  из беды.  Мы
выбрали кушанья,  поели прекрасно,  заплатили предорого, получили
несколько ласковых приветствий от  хозяйки и побежали через улицу
в свою квартиру.

                                                      Париж. Ночь

                       Взгляд на Пале-Рояль

Здесь в полночь еще очень рано, а в 2 часа ночи - не поздно. Сижу
у  растворенного  окна  и   смотрю  на  Пале-Рояль,  который  еще
светится,  но  не  шумит. Король  не  велел  ему сегодня  шуметь.
Двадцать лет  сряду он бесился день и ночь  и в первый только раз
замолк.

Вот  огромный  дом,  вот   замок,  вот  целый  город,  называемый
Королевскими  палатами  (Пале-Рояль).  Напиши  подробную  историю
Пале-Рояля, историю его владельцев  - и будешь иметь историю всех
важнейших перемен  во Франции, историю изменения  нравов и упадка
их.

В  1636 году  кардинал  Ришелье воздвиг  огромное здание  в улице
Сент-Оноре  и назвал  его  Кардинальскими палатами.  Многие нашли
название  это  высокомерным,  неприличным.  Об  этом  происходили