заросли  садами  и деревьями.  Пушки  покоятся  под тению  рощей.
Теперь  в  нем  буря и  буйство.  Мы  переехали прекрасную  речку
Мозель.  Франция  есть   земля  вин:  Мозельское  славится  между
прочими.   Его  получают   тут,  около   Меца.  И   здесь  дороги
удивительны: французы  растворили горы,  чтоб их провести;  а где
утесы слишком высоки, там  дорога извивается улиткою по ребрам их
и нечувствительно возводит вас на самый верх.

Опять по-прежнему: "Та же  пустота!" - сказали мы, проехав с милю
за  Meц. С  высоты горы,  по которой  шла дорога,  видны открытые
холмистые  и  ровные  поля;  но  ни  больших сел,  ни  садов,  ни
Виноградов уже  не видно было. Здесь-то  не научиться земледелию!
"Как зовут  эту реку  (Мозель)?" - спросил я  у своего извозчика.
"Рекою!"   -   отвечал   он  и   уверен   был,   что  дал   самый
удовлетворительный  ответ.  Я  не  знаю,  в  чем  нельзя  уверить
французов!  Люди, порядочно  одетые, стало не  простые крестьяне,
спрашивали у меня на последней станции, известно ли нам, русским,
что пленные французы, сосланные в Сибирь, соединились с турками и
разоряют Россию!.. Хорошо знают географию!!!

"От кого можем мы  получить квартиру для ночлега?" - спросили мы,
приехав в  Гравелот. "От господина мэра!"  - отвечали нам. "А где
ваш  господин  мэр?"  -  "В  своем присутствии".  Идем  вслед  за
проводником -  и что ж за  присутствие, где заседает мэр? Простая
изба-мазанка,  в сенях коровы  и свиньи;  около - навоз.  Сам мэр
завешен фартуком  и шьет  сапоги. Около него  несколько мальчиков
твердят склады. Этот мэр  вместе и школьный учитель. Господин мэр
принимает нас  довольно ласково, отпускает  несколько острых слов
на счет  русских, оставляет  шило, берет перо и  пишет нам билеты
для  квартир.  Благодарим,  хотим  уйти...  "Постойте,  постойте,
милостивые  государи! - закричал  он нам  вслед. - Вы  недавно из
России:   скажите,   какие   меры   приняты   против   французов,
соединившихся с турками?" "Отсутствие войск наших, - отвечали мы,
- не позволяет принять  надлежащих мер, и новое бедствие угрожает
еще России: беспокойные крымские  татары вступили в тесный союз с
сердитыми  чукчами"...  Ты смеешься,  а  господин  мэр и  учитель
поверил  -  и  мы расстались.  Невежество  мэра  напомнило мне  о
невежестве одного француза,  который в письме (перехваченном нами
в  прошлом году) советовал  сыну своему,  чтоб он вперед  писал к
нему именно, в какой  части света и в каком государстве находится
Кенигсберг. Билеты господина мэра не принесли нам никакой пользы:
хозяйки домов,  высокого роста,  с сердитыми глазами,  с большими
крестами на  груди и с бранью  на устах, стали у  дверей и, ругая
мэра, объявили,  что не пустят нас ни за  что без заплаты. "Да мы
заплатим вам охотно!" И  двери отворились. Сколько проехал - я не
знаю, как  одеваются французские  женщины. Деревенские обертывают
голову какою-нибудь  тряпицею и  называют это bonnet;  их обувь -
деревянные  башмаки (sabot),  выдолбленные колодки на  ноги. Наши
лапти гораздо красивее, легче  и покойнее. Но вывези к нам сабо и
- чего доброго! -  они как раз войдут в моду и будут в чести! <…>

                                                   Шалон-на-Марнв

Шалон - большой старинный  город на Марне. Он кажется лучше всех,
доселе виденных  нами; однако красивыми домами  - и чистотою улиц
он  похвалиться  не  может.  При  самом въезде  сломалась  у  нас
повозка; нам отвели квартиру  в глухой улице, в бедном доме. Ни с
кем не  знаком, идти некуда, что  делать? Сижу, думаю, вспоминаю,
соображаю  то,   что  считал,  с  тем,   что  слышал;  распутываю
происшествия,  пристально смотрю  на карту  и рисую  тебе картину
военных  действий  от Рейна  до  Парижа.  Покуда люди,  известные
ученостию   и   прославившиеся  в   военном  ремесле,   начертают
пространное  историческое  изображение сей  знаменитой войны,  ты
получишь  некоторое  о  ней  понятие, взглянув  со  вниманием  на
картину, начертанную  слабым пером твоего  друга. Разумеется, что
при  этой  картине должна  быть  и  верная карта:  ты ее  имеешь.

   Картина военных действий от перехода союзников чрез Рейн до
                          взятия Парижа.

                    (Писана в Шалоне-на-Марне)

"Чтоб лучше  представить себе страх, отчаяние  и смятение жителей
Москвы теперь, как мы (французы) уже заняли Смоленск, то вообрази
себе,  друг  мой,  что  вдруг  каким-нибудь  несодеянным  случаем
русские вторглись  бы во  Францию и заняли  Шалон-на-Марне: что б
тогда  было в Париже!"...  Так писал  в августе месяце  1812 года
один французский офицер из  окрестностей Смоленска к другу своему
в Париж. "Но, -  продолжает он, - многие веки пройдут в вечность,
прежде нежели  нога северных варваров ступит  на землю прекрасной
Франции.  Париж, столица  вкуса и  веселий! Наслаждайся  покоем в
приятном  шуме забав  твоих;  долго, долго  не посмеет  коснуться
слуху твоему  беспокойный шум оружия" И  проч., и проч. (Слова из
перехваченного французского письма).

На слова француза скажем  его же пословицу: предполагает человек,
а располагает  бог! Не  веки протекли в вечность;  но едва прошел
год  и семь месяцев,  и русские не  только что  в Шалоне, но  и в
самом   Париже!!!   Так,   никогда   действия   провидения,   для
подкрепления  правых   и  уничижения  противников   их,  не  были
очевиднее,  как  в эту  войну  Европы с  Францией. Казалось,  что
десница божия,  объемлющая все сердца царей,  соединила их воли и
оружие  народов   их  для  покорения   преступнейшего  из  вождей
ослепленного народа. Не более как в три месяца союзники пришли от
Рейна  к  Парижу  и преклонили  буйную  голову  Франции к  стопам
законного  короля, не  вонзая, однако  ж, меча мщения  в мятежное
сердце  ее.  Последний  месяц  1813 года  был  только  свидетелем
вступления союзников во Францию. С января 1814 начались важнейшие
действия  и кончились  в марте  важнейшим из всех  происшествий -
взятием   Парижа.  Итак,   окинув  глазами   декабрь  прошедшего,