он был лишь соратником  и другом императора, а формально считался также его
генерал-адъютантом.  Еще  в  Петербурге  он составил  для  императора  план
кампании,  который он  теперь привез с  собой в  Вильно и в  соответствии с
которым    уже    были    приняты    некоторые    подготовительные    меры.

Князь Волконский. Он  был первым генерал-адъютантом императора и возглавлял
в административном  отношении генеральный штаб. Поэтому  он мог бы смотреть
на  себя как  на фактического  начальника генерального  штаба на  все время
войны  с  момента принятия  на  себя  императором верховного  командования.
Однако последнее  не имело места, и Волконский  не принимал в ведении войны
почти  никакого участия. Он  был человек  добродушный, верный друг  и слуга
императора.

Генерал-лейтенант Аракчеев - русский  в полном смысле  этого слова человек,
чрезвычайно  энергичный   и  хитрый.   Он  был  начальником   артиллерии  и
пользовался  полным  доверием императора;  но  так как  ведение войны  было
делом, совершенно  ему незнакомым, то  он столь же мало  в него вмешивался,
как и Волконский.

Генерал  Армфельд  -  пресловутый  швед,  всюду  пользовавшийся  репутацией
великого интригана. Крупные вопросы  ведения войны, по-видимому, и для него
оставались  совершенно  чуждыми, а  потому  он не  добивался назначения  на
какой-либо  ответственный  пост  и  довольствовался подобно  Пфулю  званием
генерал-адъютанта,   но  в   любое  время   был  готов   завязать  интриги.

Генерал Беннигсен . Он  был одним из  старейшин генералов русской  армии; в
данное же  время он  не был призван  их на какой  командный пост, вероятно,
потому, что еще помнили,  как неудачно он вел кампанию 1807 г. Он находился
в  Вильно  якобы  исключительно  из вежливости,  так  как  его имения  были
расположены поблизости,  и он  поэтому считал неудобным  держаться вдали от
императора.   Однако  он,   вероятно,  стремился  получить   назначение  на
какой-либо командный пост.

Остальные  лица  военной  свиты  императора, среди  которых,  правда,  было
несколько  генерал-лейтенантов, были  еще  более незначительны  и не  могли
оказать никакого влияния на ход войны.

Из этого можно видеть, как мало император Александр подготовился к принятию
действительного  верховного  командования.   По-видимому,  он  ни  разу  не
продумал этой задачи до  полной ясности и ни разу формально ее не высказал.
Так  как обе  армии пока  были разъединены,  а Барклай в  качестве военного
министра в известной степени  распоряжался и второй армией, то, в сущности,
понятие общего  командования имелось лишь у  Барклая и в его  штабе. У него
был начальник  штаба в лице генерала Мухина,  генерал-интендант и т. д. Все
эти лица  приступили к формальному исполнению  обязанностей, связанных с их
должностями; генерал Барклай  ежедневно отдавал приказания, получал рапорты
и донесения и т д.

У  императора  же  все  это  происходило  крайне  нерегулярно.  Большинство
распоряжений  он   делал  через  Барклая,  кое-что   проходило  через  руки
Волконского,  и даже  Пфулю приходилось  несколько раз вмешиваться  в дела.

Когда  император  прибыл  в   Вильно  с  генералом  Пфулем,  последний  как
чужестранец  среди русских,  смотревших  на него  с завистью,  недоверием и
недоброжелательством, оказался совершенно  изолированным. Он не знал языка,
не знал  людей, не знал ни учреждений страны,  ни организации войск, у него
не  было определенной  должности, не  было никакого подобия  авторитета, не
было адъютанта,  не было канцелярии; он  не получал рапортов, донесений, не
имел ни  малейшей связи ни с Барклаем, ни с  кем-либо из других генералов и
даже ни разу не  сказал с ними ни единого слова. Все, что ему было известно
о  численности и  расположении войск,  он узнал  лишь от императора;  он не
располагал ни одним полным  боевым расписанием, ни какими-либо документами,
постоянно   справляться   с   которыми   необходимо  при   подготовительных
мероприятиях  к   походу.  В  подаваемых  им   докладных  записках  нередко
отсутствовали фамилии  старших начальников, о которых  он хотел говорить, и
ему  приходилось  выходить из  положения,  расписывая различные  должности,
занимаемые ими.

Надо было  быть безумным, чтобы взять на  себя в таких условиях руководство
военными  действиями, представлявшими  такую  трудную задачу,  как кампания
1812 г. Русская армия  насчитывала 180 000 человек по самой высокой оценке,
неприятельская же  по самому скромному подсчету  равнялась 350 000 человек,
причем вождем ее был Наполеон.

Таким образом, Пфулю следовало  бы либо совершенно отговорить императора от
мысли  о   верховном  командовании,  либо   потребовать  совершенно  другой
подготовки и организации. Ни того, ни другого он не сделал, а поступал, как
поступают лунатики, о которых  рассказывают, что они бродят опасными путями
по  коньку   крыш,  пока  не   будут  разбужены  и  не   рухнут  с  высоты.

В  то самое  время, когда  русская армия  на границе  не превышала  180 000
человек, утверждали, что император  платит жалованье из расчета армии в 600
000  человек;   автор  этой   книги  считал  это   утверждение  насмешливым
преувеличением, хотя он его слышал из уст высокопоставленного лица, а между
тем это была сущая правда.

Распределение  русских  сил,  имевшихся  действительно в  наличности,  было
приблизительно следующее:

          На границе Польши и Пруссии ... 180 000 человек
По Двине и Днепру запасных батальонов
                 и новых формирований ...  30 000 "
                          В Финляндии ...  20 000 "
                           В Молдавии ...  60 000 "
                 На восточной границе ...  30 000 "
     Внутри страны новых формирований
                    и запасных частей ...  50 000 "
                       Гарнизон войск ...  60 000 "
                                Итого ... 420 000 человек