Впрочем,  мы   не  вправе  утверждать,  что   вина  этой  ошибки  лежит  на
подполковнике Вольцогене.  Район был предуказан ему  Пфулем, а в этой части
Литвы  надо  благодарить  судьбу, если  удастся  найти  в лесах  достаточно
обширное пространство, чтобы  развернуть на нем сколько-нибудь значительную
армию.

Итак, эту  позицию едва ли можно рассматривать  как такую, которая могла бы
усилить мощь вооруженных сил.  В сущности, это была лишь игра мыслей Пфуля,
лишенная всякого  реального содержания,  и как таковая  впоследствии быстро
исчезла  пред лицом  подлинных явлений мира  действительности. Единственное
благо,  которое   принесла  эта  идея,  -   это  вызванное  ею  немедленное
отступление к Двине.

Итак,  мы не  можем найти  в плане  Пфуля каких-либо  реальных предпосылок,
повышавших  способность к  сопротивлению;  и ничто  в этом  плане  не могло
уравновесить тех невыгодных условий,  в которые попадали русские, уклоняясь
от простейших форм сопротивления и отступления. Наиболее выдающиеся деятели
виленской главной квартиры, как  генералы Барклай, Беннигсен и Армфельд, не
могли  освоиться  с этим  планом  кампании и  стремились подорвать  доверие
императора  к  нему  и  к самому  генералу  Пфулю.  Завязалась своего  рода
интрига, направленная на то,  чтобы убедить императора принять сражение под
Вильно. Вероятно, полагали, что  французы перейдут через границу как раз на
том же  участке фронта,  на котором разместились  русские для защиты  ее, а
именно  от  Самогитии  до  Волыни;  при  таких условиях  надеялись,  что  в
избранном пункте у Вильно  не окажется чрезмерного перевеса сил противника.
Без подобного глупейшего предположения  само возникновение мысли о сражении
было бы совершенно необъяснимым.

Таким  образом,  уже  в  Вильно  возникла  борьба  противоположных  мнений,
которая,   конечно,   пошатнула   доверие   императора   к   плану   Пфуля.

К  этому времени  прибыл  в Вильно  подполковник Вольцоген,  находившийся в
переходный период  в корпусе  генерала Эссена в  качестве начальника штаба.

Он владел  русским языком и был  более близко, чем генерал  Пфуль, знаком с
главными  действующими  лицами. Он  решил  добиться  назначения к  генералу
Барклаю с тем, чтобы в известной мере перекинуть мост между ним и генералом
Пфулем. Он  уговорил последнего  испросить у императора  откомандирования в
его распоряжение  офицера для  организации небольшой канцелярии.  Выбор его
пал  на   автора.  Последнему  было  поручено   съездить  в  Дриссу,  чтобы
посмотреть, насколько  продвинулись там работы, и  одновременно наметить на
пути туда подходящие места для биваков.

Автор в  сопровождении русского фельдъегеря отправился  туда 23 июня. Когда
он прибыл в Дриссу,  офицер, руководивший там работами, готов был увидеть в
нем  шпиона,  так  как  он  не  мог  предъявить  никакого  документа  кроме
написанного  на французском  языке  приказа генерала  Пфуля, на  которого в
армии не  смотрели как  на начальство. Все  же автору удалось  рассеять эти
подозрения, и он получил разрешение осмотреть лагерь.

Этот  инцидент наглядно  показал  автору то,  чего он  в общем  опасался, а
именно,  что положение  генерала  Пфуля приведет  лишь к  ряду унизительных
недоразумений и вызовет крайне опасное замешательство.

Автор нашел укрепления лагеря расположенными по системе, изобретенной самим
генералом Пфулем. Наружный пояс  состоял из ряда окопов для стрелков; шагах
в пятидесяти или ста  позади находился ряд укреплений, попеременно открытых
и  сомкнутых;  первые предназначались  для  батарей,  вторые для  отдельных
батальонов,  которые  должны  были  прикрывать эти  батареи.  Позади  этого
полукруга,  в пятистах  или  шестистах шагах,  находился второй  ряд сплошь
сомкнутых укреплений,  которые должны  были играть роль  резервной позиции;
наконец,  в  центре,  в  третьей  линии,  помещалось  укрепление  несколько
большего  размера,  своего   рода  редюит,  предназначенный  для  прикрытия
отступления.

Хотя  эта система  была, очевидно,  чересчур искусственна,  число отдельных
укреплений слишком  велико и вся система  в целом, казалось, была придумана
без   достаточно  практического   смысла,  тем   не  менее   оборона  этого
укрепленного  лагеря   значительной  массой  войск   при  хорошо  известной
храбрости русского солдата  позволяла ожидать очень упорного сопротивления.
Более того, можно с  уверенностью утверждать, что если бы французы вздумали
непременно  овладеть лагерем  с  фронта, то  они  разбились бы  о него,  не
достигнув своей цели.

Укрепления имели хороший профиль,  но грунт был песчаный; при этом никто не
подумал   об   усилении   позиции   посредством  сооружения   искусственных
препятствий: палисадов, засек, волчьих  ям и т. п., и с этой стороны лагерь
оставлял  желать многого.  Автор побудил штаб-офицера,  руководившего этими
работами,  задуматься  над  дополнительным  усилением лагеря  и  тотчас  же
приступить к возведению искусственных препятствий.

Из семи мостов еще  ни один не был построен, а так как офицер, руководивший
этими работами,  не обладал  ни опытом, ни  знаниями в этой  области, то он
сознался  автору  в  своем  затруднительном  положении,  добавив,  что  при
многообразии размеров собранных для  этой цели сосудов и лодок он не знает,
как выполнить эту работу.  Автор обратил его внимание на те вспомогательные
средства,  которые   можно  использовать  в  подобных   случаях,  и  обещал
похлопотать о присылке военного  инженера, который возьмется за эту работу.

На  месте автору  бросилось  в глаза  как наиболее  существенный недостаток
Дрисского лагеря  - это  полное отсутствие каких-либо  укреплений на правом
берегу Двины. Городок Дрисса  лежал против крайнего левофлангового опорного
пункта,  но  как  поселок, состоящий  из  деревянных  домов, не  обнесенный
стеною, не  обладал ни  малейшей обороноспособностью. Позади  моста не было
ничего,  что  представляло  бы  какую-либо  защиту;  все  продовольственные
запасы, состоявшие преимущественно из  огромного количества мешков с мукою,
были  навалены  под  простыми   навесами,  не  имевшими  боковых  стен,  и,
следовательно,  столь  же  легко  могли  быть  уничтожены  пожаром,  как  и
приведены в негодность непогодой.