Хетепхерес царь Снофру привез из далекого похода.  Была  она  дочерью
царя из северных стран. Хетепхерес была белокурой с темно-синими  глазами.
Черноволосых и черноглазых ее подданных это обстоятельство пугало, и  все,
что  было  неблагополучно  в  стране  -   неурожай,   голод,   болезни   -
приписывались ей. Жители Черной Земли  считали  светлые  волосы,  особенно
рыжие, принадлежностью бога зла Сета, убившего брата  Осириса.  Но  Снофру
любил Хетепхерес, и госпожа царского дома была недосягаемой для толков или
какого-то вреда.
     Обычно строгие ее глаза просияли  при  виде  сына.  Хуфу  почтительно
склонился перед матерью, та молча указала ему на кресло. Царь поведал ей о
своих  замыслах  и  сомнениях,  она  одобрительно  кивала   и   думала   с
удовлетворением: "Хуфу рожден для трона! Все в нем есть:  разум,  величие,
строгость. А как держится! Какова осанка!" Вслух же произнесла:
     - Я давно жду, когда ты сообщишь  мне  о  решении  строить  Священную
пирамиду. Ты - великий царь и свою гробницу должен сделать великой.
     Молодой царь с восхищением смотрел на мать.
     - Но кого же из наших зодчих можно поставить во главе строительства?
     Царица  задумалась.  Она  вспоминала  всех   известных   ей   крупных
архитекторов.
     - Да! От выбора начальника многое зависит в таком великом деле.
     Вместе они перебирали имена зодчих, но ни на одном  не  остановились.
Несколько минут молчали.
     - Я думаю, -  произнесла,  наконец,  Хетепхерес,  -  надо  пригласить
Хемиуна. Он молод, энергичен и уже опытен, а как родственник царского дома
хорошо понимает, что постройка должна отражать величие власти.
     - Пожалуй, ты права, - ответил Хуфу. - Я поговорю с ним.
     Он почтительно простился с матерью. Ему хотелось побыть одному, и  он
прошел в маленький внутренний  садик  с  небольшим  бассейном,  выложенным
голубыми фаянсовыми плитками. Это был самый  тихий  уголок  в  огромном  и
шумном дворце. Придворным и большинству жен заходить сюда не  разрешалось.
Фараон любил отдыхать здесь в одиночестве.
     У бассейна играл  Хауфра.  Он  бросал  крошки  в  воду,  где  плавали
красивые рыбки.  Мальчик  радостно  вскрикивал,  когда  они  выплывали  и,
наклоняясь, плескался загорелой ручонкой в воде. На суровом  лице  фараона
появилась улыбка. Он сел в кресло и начал наблюдать  за  ребенком.  Хауфра
побежал к отцу и забрался на колени.
     - Поймай мне рыбку! - попросил он.
     Хуфу рассмеялся.
     - Прикажи Пепи, он сделает все, что ты пожелаешь.
     Мальчик сполз и, мягко шлепая голыми ножонками, побежал за слугой.
     Хуфу снова погрузился в раздумье. Строительство пирамиды должно  быть
начато немедленно. Так кто же? Хемиун? Только что  он  закончил  постройку
величественного храма в Бубасте. И Хуфу  решился.  На  его  стук  прибежал
слуга и упал ниц перед фараоном.
     - Передай домоуправителю, чтобы  известил  князя  Хемиуна.  Пусть  он
явится ко мне после полуденного отдыха.
     Слуга исчез.
     Хемиун явился в назначенное время и  низко  склонился  перед  высоким
родственником.
     - Я прибыл согласно повелению твоего величества.
     Хуфу испытующе рассматривал племянника. У него были глубокие холодные
глаза, энергичный небольшой рот и  резко  очерченный  волевой  подбородок,
круто выступающий вперед. Нос крупный  с  горбинкой.  Лицо  -  властное  и
жесткое - говорило об  энергичном  и  сильном  характере.  Сосредоточенный
взгляд быстрых глаз невольно располагал к себе, но и настораживал.
     Фараон еще раз окинул взглядом Хемиуна.
     - Пришла пора подумать о  Доме  Вечности.  Государство  мое  достигло
небывалого расцвета.  Я  хочу,  чтобы  мой  Горизонт  превзошел  по  своим
размерам все, что было сделано до  меня.  Назначаю  тебя  чати  [верховный
советник, являющийся помощником царя во всех делах, в  том  числе  он  мог
быть главным архитектором; в его  владении  находился  большой  чиновничий
аппарат: по-арабски чати - визирь]. Доверяю тебе величайшую  из  построек.
Все  будет  в  твоем  распоряжении,  все,   что   тебе   потребуется   для
строительства. Ты будешь вторым человеком в стране  после  меня.  Если  ты
справишься с этим, слава твоя останется в веках. Большей  награды  у  меня
нет. Богатств у тебя достаточно своих, а слава для  честолюбивого  мужа  -
вершина его стремлений.
     Глаза зодчего  загорелись.  Создать  на  земле  огромное,  небывалое!
Оставить след своих помыслов навечно! Как мечтал он об этом!
     Беседа длилась долго.  Когда  Хемиун  ушел,  Хуфу  с  удовлетворением
отметил, что выбор его, милостью богов,  был  удачен.  Фантазия  художника
прекрасно сочеталась с трезвым умом исполнителя и  энергией  организатора.
Царица Хетепхерес дала сыну хороший совет. Через  пятнадцать  дней  Хемиун
должен прийти с первыми набросками  плана  и  предварительными  расчетами.
Фараон довольно улыбнулся.



                                  ХЕМИУН

     Знойный воздух был напоен запахом близких цветников. Тени  ветвей  от
густых персей [персея - фруктовое  дерево,  растущее  в  Египте  и  Нубии]
трепетали на зеркальной поверхности пруда. Чуть  заметная  рябь  искрилась
тысячами огней и отражались  на  белых  каменных  барьерах,  огораживающих
пруд.  От  него  тянулись  цветники,  пересеченные  дорожками,  усыпанными
красноватым песком. За  цветниками  виднелся  дворец.  Роскошный  сад  был
создан с большим вкусом по замыслу хозяина - Хемиуна.
     Сам он сидел на маленьком коврике в тени деревьев и  тонкой  палочкой
чертил  что-то  на  песке,  сглаживал,  снова  чертил  и  снова  досадливо
хмурился.
     Подошла госпожа дома - главная жена князя. Внимательно посмотрела  на
Хемиуна и, боясь помешать, бесшумно удалилась в глубь сада к подругам.
     Прошло уже семь дней, как состоялся разговор с царем о  строительстве
пирамиды. С тех пор  нарушилась  привычная  жизнь,  пропал  уверенный  ход
мыслей. Забыты увеселительные плавания по реке.
     Хемиун был баловнем судьбы. В его жилах текла древняя царская  кровь.
Его отец - великий князь Нефермаат -  был  старшим  сыном  царя  Снофру  и
братом царствующего Хуфу. Многочисленный род Снофру отличался несокрушимой
энергией, соединенной с жестокостью и неумолимой твердостью  в  достижении
поставленных целей. Вместе с  властностью,  порожденной  исключительностью