должен говорить с царем. Но лучше бы уменьшить пирамиду. Но, пожалуй,  это
дело твое. Ты - чати.
     - Как это его! - возмутился Нефермаат. - Мы, верховные жрецы  храмов,
где, по-твоему, будем? А разве крепость трона прадедов - не наша забота?
     - Я думаю так же, как ты, Нефермаат, - примирительно сказал Рахотеп.
     Неферт сочувственно смотрела на племянника. Ей очень нравился  чертеж
пирамиды в красках и новая форма ее, никем не виданная.
     Итет беспокойно оглядывала старших зодчих. Младший Нефермаат  молчал,
не решаясь вступить в разговор  старших,  но  его  глаза  выражали  полное
согласие с братом Хемиуном.
     Молодой зодчий встал  и,  небрежно  простившись  со  всеми,  пошел  в
собственный дворец, раздосадованный и обеспокоенный.
     Советы отца  и  дяди  насторожили  Хемиуна.  Он  решил  еще  раз  все
основательно и тщательно подсчитать.
     В результате точных  расчетов  можно  будет  решить,  реален  ли  его
замысел. Если применить крупные  блоки  -  это  ускорит  работу,  увеличит
прочность кладки. Но когда он  подсчитал  примерное  количество  глыб,  то
ужаснулся  и  не  поверил  себе.  Долго  пересчитывал  и  получил  тот  же
результат... Этих камней, весом примерно равным шести  быкам,  требовалось
более двух миллионов! Отец и дядя были правы! Такую работу могли выполнить
только боги. Его потрясла мысль о том,  что  такое  немыслимое  количество
глыб надо оторвать от скальных массивов, обтесать,  сгладить,  перетащить,
поднять, уложить... Нет! Нет! Невозможно! Какое же  количество  для  этого
нужно резцов, пил, деревянных кольев? И огромная армия людей, которую надо
кормить, одевать, возводить для них какое-то жилье... Царь  не  согласится
на это...
     И Хемиун решил уменьшить размеры. Но прежде чем переделать работу, он
направился с помощниками в окрестности на разведку  залежей  строительного
камня. Большие запасы прочного известняка были расположены северо-западнее
столицы, примерно в тридцати пяти тысячах локтей. Белого алебастра сколько
угодно было на восточном берегу в  Моккатамских  холмах,  где  он  издавна
добывался в каменоломнях Туры. Удешевить и облегчить его доставку возможно
путем переправы на плотах и барках в периоды разлива, когда  они  подойдут
почти к плато, где будет возводиться гробница.
     Исходя  из  наличия  больших  запасов  камня,  требовалось  перенести
некрополь в новое место, севернее города.
     - Новое, так все новое... - улыбаясь своим мыслям, думал Хемиун.
     Дня четыре, обливаясь потом и ругаясь, он лазал по  скалам,  оценивая
качество и объем залежей. За эти дни избалованный князь загорел и огрубел,
но был очень доволен. Ругань же его была притворной. Порученное дело  было
так огромно и увлекательно, что теперь он временами опасался, что царь  не
согласится  с  большими  размерами.  Он  подыскивал  доводы,  искал   пути
облегчения и удешевления и находил их, слушал советы строителей.
     Царь неожиданно вызвал Хемиуна во дворец, и переделать он  ничего  не
успел. Хуфу принял зодчего  не  в  тронном  зале,  а  по-родственному,  на
северной веранде, где можно было обойтись без рабов  с  опахалами.  Хемиун
низко склонил голову, чтобы поцеловать носок золоченой сандалии,  но  царь
милостивым жестом поднял его и усадил рядом, правда, пониже, на  скамейку.
Отныне начальник строительства получил неслыханную честь - сидеть рядом  с
живым богом. Князь был польщен. Молодой царь с  нетерпением  воззрился  на
племянника, чем-то непривычно смущенного.
     - Что ты мне скажешь? Или ты, может быть, ничего не сделал?
     Хемиун вздохнул. Он не  верил  в  осуществление  своего  грандиозного
замысла. Но отступать было нельзя, и он решился.
     - Нет, я все выполнил, как приказало твое величество.
     И он развернул огромный свиток с изображением в красках  усыпальницы.
Перед изумленными глазами  царя  предстала,  как  воплощенная  мечта,  его
пирамида. Предельно простая, но какая величавая была эта простота! Никогда
никто не видел ничего подобного.
     - Это будет огромное сооружение в триста локтей высотой и  шириной  в
четыреста шестьдесят локтей. Устремленное ввысь острой вершиной, оно будет
утверждать в бесконечности времени  твою  божественную  власть  над  всеми
живущими внизу, - услышал он слова Хемиуна.
     Безмолвно Хуфу любовался прямыми плоскостями, стремительно убегающими
в вечную синеву неба. А Хемиун продолжал:
     - Это будет сплошная толща камня из гладко обтесанных  и  шлифованных
глыб. Смотри, от повелитель мой! Если представить, что будет внутри ее, то
заупокойная камера расположится под самой вершиной, вход в  нее  будет  на
высоте двадцати восьми локтей. Вот  здесь  пройдут  наклонные  коридоры  и
небольшая усыпальница для  царицы.  Кроме  этого,  еще  пять  пустот,  все
остальное будет из камня. Такую толщу невозможно сокрушить ни времени,  ни
человеческим рукам. А мощное основание придаст великую устойчивость.
     Архитектор помолчал. Царь сидел,  согнувшись  над  папирусом.  Хемиун
приступил к самому неприятному. В осторожных, но достаточно  ясных  словах
изложил  огромность  затрат   средств   и   труда,   почти   невозможность
осуществления предложенного замысла.
     Хуфу, не сводя глаз с папируса, казалось, молча слушал его,  а  потом
сказал:
     -  Превосходно  то,   что   ты   сделал.   Приступай   немедленно   к
строительству.
     Хемиун удивленно вскинул глаза. Вероятно, царь не слушал его.
     - Но ведь я поведал твоему величеству, что всей твоей казны не хватит
на это сооружение.  Его  надо  уменьшить  в  высоту  на  сто  локтей  и  в
основании, - еще раз настойчиво повторил Хемиун.
     Фараон оторвался от папируса и небрежно  бросил  (не  допуская  мысли
что-то изменить в проекте):
     - Храмы отдадут часть своих богатств, которые  без  пользы  хранят  в
складах. Прекратим все постройки, отзовем часть крестьян, налоги поднимем.
С завтрашнего дня приступай к делу. Созовем верховных жрецов  храмов,  они
тебе помогут. Пирамиду не уменьшай ни на один палец.
     Ошеломленный зодчий  опустился  в  поклоне  перед  владыкой  и  молча
покинул дворец. Самые  противоречивые  мысли  волновали  его:  невероятная
мечта неожиданно осуществлялась, но найдет ли народ силы  воплотить  ее  в
реальное сооружение и довести  до  конца,  ибо  Хемиун  понимал,  что  его
сооружение коснется всего народа, всей страны. Только теперь  до  сознания
дошла вся серьезность  порученного  дела,  но  изменить  ничего  уже  было
нельзя. Грозный царь, увлекшийся идеей создания  величайшей  гробницы,  не
позволит отступить ни на палец, как он сказал. Впереди могла  быть  только
кипучая деятельность. Другого пути для него отныне не было. Озабоченный  и
взволнованный, он  вернулся  домой,  не  зная  -  радоваться  следует  или