По  словам  политического  комментатора  Клейтона   Фритчи,   федеральное
правительство Соединенных Штатов Америки росло постоянно, так же как  и  при
трех недавних администрациях республиканцев, "по той  простой  причине,  что
даже  Гудини  не  смог  бы  преобразовать  его  без  серьезных  и   пагубных
последствий".
   Свободные  торговцы   доказывали,   что   правительства   вмешиваются   в
коммерческую деятельность. Но оставив частное предпринимательство  в  покое,
индустриализация стала бы развиваться намного  медленнее,  если  это  вообще
могло бы происходить.  Правительства  стимулировали  строительство  железных
дорог. Они  строили  порты,  прокладывали  дороги  и  автострады,  сооружали
каналы. Они управляли почтовой связью, создавали и упорядочивали телеграфную
и телефонную связь, системы телевизионного и радиовещания. Они разрабатывали
торговое   право   и   стандартизировали    торговлю.    Они    использовали
внешнеполитическое давление и тарифы,  чтобы  содействовать  промышленности.
Они сгоняли крестьян с земли и поставляли промышленности рабочую  силу.  Они
субсидировали энергетику и обеспечивали  развитие  технологии,  часто  через
военные заказы. На  самых  различных  уровнях  правительства  решали  тысячи
интеграционных задач, которыми другие не хотели или не могли заниматься.
   Именно  правительство  было  великим  ускорителем.  Силой  принуждения  и
взиманием налогов оно делало  то,  за  что  частное  предпринимательство  не
решалось взяться. Правительства могли  "подогревать"  ход  индустриализации,
оставляя  в  системе  достаточные  зазоры,  чтобы  частным  компаниям  стало
возможно или выгодно подключиться к процессу. Правительства могли  проводить
"предварительную интеграцию".
   Создав системы массового образования, правительства  не  только  помогали
готовить  подрастающее  поколение  к   будущему   участию   в   производстве
(фактически, поставляя рабочую силу, они субсидировали  промышленность),  но
одновременно содействовали развитию формы нуклеарной семьи. Освободив  семью
от образовательной и других  традиционных  функций,  правительство  ускорило
адаптацию семейной структуры  к  потребностям  промышленной  системы.  Таким
образом, на самых разных уровнях  правительства  прилаживали  сложную  схему
цивилизации Второй волны.
   Неудивительно, что важность интеграции возрастала, когда  менялся  состав
правительства или стиль  его  деятельности.  Президенты  и  премьер-министры
стали считать себя в первую очередь менеджерами, а уж потом общественными  и
политическими лидерами. По облику и манерам они стали почти такими  же,  как
управляющие крупными компаниями  и  промышленными  предприятиями.  Произнеся
обязательный набор слов о демократии и социальной  справедливости,  Никсоны,
картеры, тэтчеры, брежневы, жискары и охиры индустриального мира  въехали  в
кабинеты, обещав несколько больше, чем умелое ведение дел.
   Следовательно,  как  в  социалистических,  так  и   в   капиталистических
индустриальных обществах на первый план вышли  одни  и  те  же  структуры  -
крупные компании или промышленные организации и громадный  правительственный
аппарат.  И  прежде  чем  рабочие  завладели  средствами  производства,  как
предсказывал  Маркс,  или  капиталисты  удержали  власть,   на   что   могли
рассчитывать последователи Адама Смита, абсолютно  новая  общественная  сила
подвергла  сомнению  и  то  и  другое.  Технократы   завладели   "средствами
интеграции",  а  отсюда  получили  бразды  правления  в  сферах  социальной,
культурной, политической и экономической жизни. Руководили обществами Второй
волны интеграторы.



   Пирамиды власти

   Эти технократы сами образовывали иерархии элит и субэлит. Каждая  отрасль
промышленности и ветвь власти вскоре обросли  собственным  штатом  служащих,
превращавшихся в могущественных "Они".
   Спорт... религия... образование... Каждая из этих сфер имела  собственную
пирамиду власти. Возникли  ведомства  науки,  обороны,  культуры.  Власть  в
цивилизации  Второй  волны  была  распределена  между  десятками,   сотнями,
тысячами таких специализированных элит.
   В свою очередь эти  специализированные  элиты  были  объединены  в  некие
сводные элиты, членство в которых не зависело от специализации. Например,  в
Советском Союзе и странах Восточной  Европы  члены  коммунистической  партии
участвовали в самых разных отраслях деятельности, от  авиации  до  музыки  и
сталелитейного производства. Они служили основным передаточным звеном  между
субэлитами, что обеспечивало им доступ ко всей  информации  и  предоставляло
огромные возможности распоряжаться субэлитами. В  капиталистических  странах
ведущие бизнесмены и юристы, состоя в  гражданских  комитетах  или  входя  в
состав правлений, выполняли схожие функции менее  формально.  Следовательно,
как мы можем видеть, во всех  государствах  Второй  волны  есть  специальные
общественные группы интеграторов, бюрократов или  должностных  лиц,  которые
сами объединены в некие сводные образования.



   Суперэлиты

   В итоге  на  более  высоком  уровне  интеграцию  проводили  "суперэлиты",
занимавшиеся  размещением  капиталовложений.  Как  в  финансах,  так   и   в
промышленности, как  в  Пентагоне,  так  и  в  советском  Госплане  те,  кто
вкладывал основные инвестиции в индустриальное общество, определяли границы,
в  которых  сами  интеграторы  вынуждены  были  действовать.  Неважно,   где
принималось действительно широкомасштабное решение  о  капиталовложениях,  в
Миннеаполисе или в Москве, но оно ограничивало будущий выбор. Из-за нехватки
ресурсов могли погаснуть сталеплавильные печи, простаивать земельные  угодья
и конвейеры до тех пор, пока не будет возмещена их  стоимость.  Поэтому  для
основного капитала устанавливались  параметры,  ограничивавшие  деятельность
будущих менеджеров или интеграторов. Во всех  индустриальных  обществах  эти
безликие  группы  людей,  принимавших   решения   и   управлявших   рычагами
инвестирования, составляли суперэлиты.
   В результате в каждом  обществе  Второй  волны  происходило  параллельное
выстраивание  элит.  После  любого  кризиса  или  политического   переворота
возникала скрытая иерархия власти в ее местных  вариантах.  Имена,  лозунги,
партийные ярлыки и кандидаты могли меняться;  революции  могли  нахлынуть  и
отступить. За большими письменными столами красного дерева  появились  новые
лица. Однако основной архитектурный стиль власти сохранялся.
   Неоднократно за последние три столетия то в одной  стране,  то  в  другой
бунтовщики и реформаторы пробовали брать штурмом вершины  власти,  построить