которую занимает рынок во  всех  обществах,  где  производство  отделено  от
потребления, где каждый человек зависит от рынка, а  не  от  своих  навыков,
служащих удовлетворению жизненных потребностей.
   В таком обществе, независимо от его политической  структуры,  покупаются,
продаются, являются предметом торговли и обмена не только продукты труда, но
и сам труд, идеи, искусство, а также и  душа  человека.  Западный  агент  по
закупкам, который кладет себе в карман незаконно полученные комиссионные, не
так уж сильно отличается от советского издателя, берущего взятки от  авторов
в обмен на  одобрение  их  работ  для  публикации,  или  от  водопроводчика,
требующего бутылку  водки  за  работу,  за  которую  он  получает  зарплату.
Французский, британский или  американский  писатель  или  художник,  который
пишет или рисует только  за  деньги,  не  столь  уж  отличен  от  польского,
чешского или советского писателя, художника или драматурга, который  продает
свою свободу творчества за такие  экономические  блага,  как  дача,  премия,
возможность купить новую машину или другие дефицитные товары.
   Такая коррупция внутренне присуща состоянию "развода" между производством
и потреблением. Истинная потребность рынка, или коммутатора, -  восстановить
связь  между  потребителем   и   производителем,   переместить   товары   от
производителя  к  потребителю,  -  необходимым  образом  наделяет  тех,  кто
контролирует рынок, непомерно большой властью, независимо от  той  риторики,
которая используется для обоснования этой власти.
   Этот  отрыв  производства  от  потребления,  который  стал   определяющей
особенностью всех индустриальных обществ, или обществ Второй  волны,  оказал
воздействие даже на наши души и на  наши  представления  о  личности(7).  На
поведение стали смотреть как на набор сделок. Вместо  общества,  основанного
на дружбе, кровном  родстве,  племенной  или  феодальной  принадлежности,  в
кильватере Второй волны  возникла  цивилизация,  основанная  на  контрактных
узах, истинных или предполагаемых. В наше время даже мужья и жены говорят  о
брачных контрактах.
   В  то  же  время  расщепление  этих  двух  аспектов   -   потребителя   и
производителя - внутри человека привело к раздвоению его  личности.  Один  и
тот же человек, который в качестве производителя воспитывался семьей, школой
и  начальством  на  работе  так,  чтобы  ограничивать  свои  желания,   быть
дисциплинированным, контролируемым,  ограниченным,  послушным,  т.  е.  быть
игроком своей команды, в то же время, будучи потребителем, приучен  к  тому,
чтобы добиваться немедленного  удовлетворения  своих  желаний,  быть  скорее
жизнелюбивым, чем расчетливым, избегать  дисциплины,  стремиться  к  личному
удовольствию, - т. е., коротко говоря, быть совершенно другим  человеком.  В
западных странах вся огневая  мощь  рекламы  натренирована  на  потребителя,
побуждая его брать деньги в долг, покупать  тогда,  когда  захочется,  "лети
сейчас,  плати  потом"   и,   поступая   таким   образом,   исполнять   свой
патриотический долг, поддерживая движение экономического механизма.



   Сексуальный раскол

   Наконец, тот же самый гигантский клин, который отколол  производителя  от
потребителя в обществах Второй волны, расколол и сам  труд,  выделив  внутри
этой категории два  неравноценных  сорта.  Это  имело  огромное  влияние  на
семейную жизнь, роли сексуальных партнеров и на внутреннюю жизнь каждого  из
нас как индивида.
   Один из наиболее обычных сексуальных стереотипов индустриального общества
определяет мужчин как "объективных" в  своей  ориентации,  а  женщин  -  как
"субъективных". Если здесь и есть зернышко истины, то, вероятно,  оно  лежит
не в некоей фиксированной биологической  реальности,  но  в  психологических
эффектах невидимого клина.
   В обществах Первой волны большая часть  работы  выполнялась  в  поле  или
дома, причем  все  большое  семейство  трудилось  вместе  как  экономическая
ячейка, а  значительная  часть  продукции  предназначалась  для  потребления
внутри деревни или феодального поместья. Жизнь на работе и жизнь  дома  были
слиты  друг  с  другом.  И  поскольку  каждая  деревня   была   в   основном
самодостаточна, то успех, достигнутый крестьянами в одном  месте,  никак  не
зависел от того, что случилось в другом. Даже внутри одной  производственной
ячейки большинство тружеников выполняли множество задач, меняя свои  функции
в связи  с  потребностями  сезона,  из-за  болезни  или  по  своему  выбору.
Разделение  труда  в  доиндустриальный  период  было   весьма   примитивным.
Вследствие  этого  труд  в  сельскохозяйственных  обществах   Первой   волны
характеризовался низким уровнем взаимозависимости.
   Вторая волна, перекатываясь через  Англию,  Францию,  Германию  и  другие
страны, перенесла работу с поля и из дома на фабрику и ввела  гораздо  более
высокий   уровень   взаимозависимости.   Теперь   работа   стала   требовать
коллективных усилий, разделения труда, координации  и  интеграции  различной
деятельности.  Успех  работы  стал  зависеть  от  тщательно  спланированного
совместного поведения тысяч широко разбросанных людей, многие из которых и в
глаза не видели друг друга. Невыполнение  каким-либо  крупным  сталелитейным
заводом или стекольным  заводом  поставок,  необходимых  для  автомобильного
предприятия,  может  при  определенных  обстоятельствах  иметь  последствия,
охватывающие всю индустрию или же региональную экономику.
   Коллизия между работами с  низким  и  высоким  уровнем  взаимозависимости
приводила к серьезным конфликтам ролей,  ответственности  и  вознаграждений.
Например,  старые  собственники  предприятий  сокрушались,  что  их  рабочие
безответственны:  они  мало   заботились   об   эффективности   предприятия,
отправлялись на рыбалку тогда, когда они были  особенно  нужны,  предавались
грубым развлечениям или пьянствовали. На самом деле большинство промышленных
рабочих в начале индустриального периода были  сельскими  жителями,  которые
привыкли к низкому уровню взаимозависимости и в большей или меньшей мере  не
понимали своей роли в общем процессе производства или в неудачах,  поломках,
неисправной  работе,  вызванных  их   "безответственностью".   Кроме   того,
поскольку большинство из них получали ничтожные зарплаты,  у  них  не  могло
быть сильного желания волноваться о своей работе.
   В столкновении этих двух систем труда новые формы работы,  как  казалось,
одержали триумфальную победу. Все больше и больше производство переходило на
заводы и в конторы. Сельская местность лишалась своего  населения.  Миллионы
рабочих стали частью  сетей  с  высоким  уровнем  взаимозависимости.  Работа
Второй волны оставила в тени  отсталую  старую  форму,  связанную  с  Первой
волной.
   Эта победа взаимозависимости  над  самодостаточностью  никогда  не  была,
однако, полностью доведена до конца.  В  одном  месте  старая  форма  работы
упорно стояла на своем. Этим местом был дом.