нее, намереваясь таранить или, по крайней мере, заставить погрузиться.
Советские корабли не прекратили преследование, у них не было намерения
позволить экипажу лодки глотнуть свежего воздуха и, разумеется, они не
собирались позволить лодке послать сигнал о помощи. Кто-то дал сигнал
опасности столкновения, и командир дал команду на погружение. Дизеля были
остановлены, и "Гаджен" снова пошла на аккумуляторных батареях. Экипажу не
удалось послать сигнал SOS. Воздух в лодке остался таким же до крайности
спертым. Командир приказал погрузиться на глубину 120 метров и стал
обдумывать свой следующий ход. Он посоветовался со старшим помощником,
который переговорил до этого с механиком лодки - о состоянии аккумуляторных
батарей и с санитаром лодки - о качестве воздуха в помещениях и состоянии
здоровья экипажа. Выбора почти не оставалось. Было очевидно, что люди долго
не протянут, аккумуляторных батарей хватит часов на восемь, и то, если
лодка не будет много двигаться. Но это ничего не решит. Старый морской волк
хорошо понимал, что у него нет возможности убежать от своих мучителей.

Через несколько мгновений решение созрело. "Гаджен" будет пытаться поднять
шнорхель и, возможно, всплывет на поверхность. Но одно не должно произойти.
Лодка не должна быть взята на абордаж и не должна быть захвачена, командир
и экипаж должны до этого умереть. Никто из экипажа не высказал возражений.
Командир приказал открыть крышки торпедных аппаратов. Он знал, что на
советских кораблях это заметят, и хотел показать, что американцы настроены
решительно. Затем некоторым офицерам выдали пистолеты, исключая врача
Хантли, который ходил по отсекам, размахивая собственным пистолетом,
приговаривая, что его обязанность застрелить "спуков", если советские
моряки попытаются взять "Гаджен" на абордаж. Одному "спуку" он заявил: "Ты
можешь проглотить эту зеленую пилюлю, либо я тебя застрелю". Хантли всегда
был немного со странностями.

Наверное, ему никто не давал полномочий расхаживать, рекламируя свою маску
с эмблемой смерти. Да и по службе ему никогда не выдавали пистолет. Но у
него в руках в решающую минуту все-таки оказался пистолет, и в тот момент
"спуки" боялись его больше, чем советских кораблей.

Между тем "спуки" и другие моряки в радиорубке рядом с центральным постом,
а также все те, кто имел дело с кодами и другими секретными документами,
собирали их в кожаные мешки с дырками, нагруженные свинцовыми грузилами.
Некоторые документы были уничтожены на месте. Если советские моряки
попытаются взять лодку на абордаж, эти мешки будут выброшены через верхний
люк в море.

Это был момент, который ни один подводник не хотел бы пережить. Тяжелее,
как говорится, трудно придумать. Может быть, "Гаджен" удалось бы убежать,
если бы она могла погрузиться глубже и если бы крышка люка мусорного
эжектора не оказалась заклиненной. Каковы бы ни были причины, командир
проиграл.

Удрученный, он дал команду на всплытие.

Он еще пытался послать донесение на американскую базу в Японии. Но при
всплытии радиомачту опять заклинило. Как только шнорхель появился на
поверхности, командир дал приказ, и все три дизеля заработали, выпуская
отработанные газы как в атмосферу, так и частично внутрь лодки, еще больше
загрязняя воздух в ней. Никто не обращал внимания на выхлопные газы,
поскольку шнорхель поставлял в лодку свежий воздух и выбрасывал в атмосферу
удушливый, которым люди дышали прежде.

"Гаджен" была на перископной глубине, и было ясно, что советские корабли
отстают. Но надолго ли? Прошла минута, две, затем пять минут, но "Гаджен"
все еще не могла послать донесение. Но лодка пополняла запасы свежего
воздуха и удаляла выхлопные газы. Экипаж интересовал вопрос, пойдет ли
командир напролом, всплывет ли лодка?

До последней минуты командир производил расчеты и перебирал возможные
варианты. "Гаджен" потребуется, по крайней мере, двадцать минут работы
шнорхеля, чтобы минимально проветрить помещения, а подзарядка батарей еще
даже и не начиналась. Если снова придется погрузиться, то в лучшем случае
лодка будет медленно идти на аккумуляторных батареях. Если лодка останется
на глубине шнорхеля, то можно будет переключить один дизель на подзарядку
аккумуляторов и двигаться немного быстрее. Однако только на поверхности
лодка могла помчаться к Японии на предельной скорости 20 узлов. Кто знает,
будут ли советские корабли нападать снова, но при этой скорости, и учитывая
преимущество на старте, может быть, удастся оторваться.

Он принял единственное возможное в тот момент решение - всплывать.

Никто не был ранен, ни одна шпага не сломана и никакая территория не
отдана. Но США проиграли важную битву. Впервые в этой "холодной войне" под
водой подлодку вынудили отказаться от выполнения задачи, выйти из укрытия и
оказаться уязвимой на гребнях волн.

Затем командир дал указание послать уже и так запоздалый сигнал о помощи.
"Посылай этот проклятый сигнал на английском языке", - прокричал командир в
ответ на вопрос радиста, каким текстом передавать сигнал. Сигнал был
передан открытым текстом.

Больше уже не было смысла скрывать свою принадлежность. Между тем командир
начал подниматься вверх по длинному трапу, ведущему из центрального поста
на рубочные рули и далее на ходовой мостик. За ним поднимался один из
офицеров, сигнальщик и матрос с мегафоном, через который будут передаваться
команды командира, если советские корабли будут приближаться с целью
атаковать. И если среди этих кораблей будет эсминец, то у "Гаджен" не будет
никаких шансов на благоприятный исход.

На поверхности было все еще светло как днем. С мостика можно было видеть
советские корабли. Два или три корабля находились слева. Это были малые
охотники за подводными лодками. Остальные располагались позади. Похоже, они
не собирались в стаю, чтобы загонять подлодку, у которой аккумуляторные
батареи почти полностью разряжены.