обвеян всею нежностью сыновней любви.  Поместье  Юрия  Л.  -  Кроптовка,
Ефремовского у.,  Тульской  губ.  -  находилось  по  соседству  с  селом
Васильевским, принадлежавшим роду  Арсеньевых.  Красота  Юрия  Петровича
увлекла дочь Арсеньевой, Марию Михайловну, и не смотря на протест  своей
родовитой и гордой родни, она стала женой "армейского офицера";  но  для
ее семьи этот офицер навсегда остался чужим человеком. Мария  Михайловна
умерла в 1817 г., когда сыну ее не было еще трех лет, но оставила  много
дорогих образов в воспоминаниях будущего поэта.  Сохранился  ее  альбом,
наполненный  стихотворениями,  отчасти,  может  быть,  ею   сочиненными,
отчасти  переписанными;  они  свидетельствуют  о   нежном   ее   сердце.
Впоследствии поэт говорил: "В слезах угасла мать моя"; всю жизнь не  мог
он забыть, как мать певала над его колыбелью. Самый Кавказ был ему дорог
прежде всего  потому,  что  в  его  пустынях  он  как  бы  слышал  давно
утраченный голос матери... Бабушка страстно полюбила внука. Энергичная и
настойчивая,  она  употребляла  все  усилия,  чтобы  одной  безраздельно
владеть ребенком. О чувствах и интересах отца она не  заботилась.  Л.  в
юношеских произведениях весьма полно и  точно  воспроизводил  события  и
действующих лиц своей личной жизни.  В  драме  с  немецким  заглавием  -
"Menschen u. Leidenschaften"  -  рассказан  раздор  между  его  отцом  и
бабушкой. Л. отец  не  в  состоянии  был  воспитывать  сына,  как  этого
хотелось аристократической родне - и Арсеньева, имея возможность тратить
на внука "по четыре тысячи в год на обучение разным языкам", взяла его к
себе, с уговором воспитывать его до 16 лет  и  во  всем  советоваться  с
отцом. Последнее условие не выполнялось; даже  свидания  отца.  с  сыном
встречали непреодолимые препятствия со  стороны  Арсеньевой.  Ребенок  с
самого  начала  должен   был   сознавать   противоестественность   этого
положения.  Его  детство  протекало  в   поместье   бабушки,   Тарханах,
Пензенской губернии; его окружали любовью и заботами
   - но светлых впечатлений, свойственных возрасту, у него  не  было.  В
неоконченной юношеской  "Повести"  описывается  детство  Саши  Арбенина,
двойника самого  автора.  Саша  с  6-ти  летнего  возраста  обнаруживает
наклонность к мечтательности, страстное влечение ко всему  героическому,
величавому, бурному.  Л.  родился  болезненным  и  все  детство  страдал
золотухой; но болезнь эта развила  в  ребенке  необычайную  нравственную
энергию. В "Повести" признается ее влияние на ум и характер  героя:  "он
выучился  думать...  Лишенный  возможности  развлекаться   обыкновенными
забавами детей, Саша начал искать их в самом себе. Воображение стало для
него новой игрушкой... В продолжение  мучительных  бессонниц,  задыхаясь
между  горячих  подушек,  он  уже  привыкал  побеждать  страданья  тела,
увлекаясь грезами души.... Вероятно, что раннее умственное  развитие  не
мало помешало его выздоровлению"... Это раннее  развитие  стало  для  Л.
источником огорчений: никто из окружающих не только не был  в  состоянии
пойти на встречу "грезам  его  души",  но  даже  не  замечал  их.  Здесь
коренятся основные мотивы его будущей поэзии  разочарования.  В  угрюмом
ребенке растет презрение к повседневной окружающей  жизни.  Все  чуждое,
враждебное ей возбуждало в нем  горячее  сочувствие:  он  сам  одинок  и
несчастлив, - всякое одиночество и  чужое  несчастье,  проистекающее  от
людского непонимания, равнодушия или мелкого эгоизма, кажется ему своим.
В  его  сердце  живут  рядом  чувство  отчужденности   среди   людей   и
непреодолимая жажда родной души, такой же одинокой, близкой поэту своими
грезами и, может быть, страданиями. И в результате: "в  ребячестве  моем
тоску любови знойной уж стал я понимать душою беспокойной". Мальчиком 10
лет его повезли на Кавказ, на воды; здесь он встретил девочку лет девяти
- и в первый раз  у  него  проснулось  необыкновенно  глубокое  чувство,
оставившее  память  на  всю  жизнь,  но  сначала  для  него  неясное   и
неразгаданное. Два года спустя  поэт  рассказывает  о  новом  увлечении,
посвящает ему стихотворение: к Гению. Первая любовь неразрывно слилась с
подавляющими впечатлениями Кавказа. "Горы кавказские для меня священны",
- писал Л.; они объединили все дорогое, что жило в душе поэтаребенка.  С
осени 1825 г. начинаются более или менее постоянные учебные занятия  Л.,
но выбор учителей - француз Capet  и  бежавший  из  Турции  грек  -  был
неудачен. Грек вскоре совсем бросил  педагогические  занятия  и  занялся
скорняжным  промыслом.  Француз,  очевидно,  не  внушил  Л.   особенного
интереса к французскому языку и литературе: в  ученических  тетрадях  Л.
французские стихотворения  очень  рано  уступают  место  русским.  15-ти
летним мальчиком он сожалеет, что не слыхал в детстве  русских  народных
сказок:  "в  них  верно  больше  поэзии,   чем   во   всей   французской
словесности". Его пленяют загадочные, но мужественные образы  отщепенцев
человеческого  общества  -  "корсаров",   "преступников",   "пленников",
"узников". Спустя два года после возвращения  с  Кавказа  Л.  повезли  в
Москву и стали готовить  к  поступлению  в  университетский  благородный
пансион.  Учителями  его  были  Зиновьев,  преподаватель  латинского   и
русского  языка  в  пансионе,  и  француз  Gondrot,   бывший   полковник
наполеоновской гвардии; его  сменил,  в  1829  г.,  англичанин  Виндсон,
познакомивший его с английской  литературой.  В  пансионе  Л.  оставался
около  двух  лет.  Здесь,  под  руководством  Мерзлякова  и   Зиновьева,
процветал вкус к литературе:  происходили  "заседания  по  словесности",
молодые  люди  пробовали  свои  силы   в   самостоятельном   творчестве,
существовал даже какой-то журнал, при главном  участии  Л.  Поэт  горячо
принялся  за  чтение;  сначала  он  поглощен  Шиллером,   особенно   его
юношескими трагедиями; затем он принимается  за  Шекспира,  в  письме  к
родственнице "вступается за честь его", цитирует сцены  из  Гамлета.  По
прежнему Л. ищет родной души, увлекается дружбою то с одним, то с другим
товарищем, испытывает разочарования, негодует на  легкомыслие  и  измену
друзей. Последнее время  его  пребывания  в  пансионе  -  1829-й  год  -
отмечено  в  произведениях  Л.  необыкновенно  мрачным   разочарованием,
источником которого была совершенно реальная драма  в  личной  жизни  Л.
Срок воспитания его под руководством бабушки  приходил  к.  концу;  отец
часто навещал сына в пансионе, и отношения его  к  теще  обострились  до
крайней степени. Борьба развивалась  на  глазах  Михаила  Юрьевича;  она
подробно изображена в юношеской его драме.  Бабушка,  ссылаясь  на  свою
одинокую старость, взывая к чувству благодарности внука, отвоевала его у
зятя. Отец уехал, униженный и оскорбленный  более,  чем  когда  либо,  и
вскоре умер. Стихотворения этого времени -  яркое  отражение  пережитого
поэтом.  У  него  является  особенная  склонность  к  воспоминаниям:   в
настоящем, очевидно, немного отрады. "Мой дух  погас  и  состарился",  -
говорит  он,  и  только  "смутный  памятник  прошедших  милых  лет"  ему
"любезен". Чувство одиночества переходит  в  беспомощную  жалобу;  юноша
готов окончательно порвать с внешним миром, создает "в уме  своем"  "мир
иной и образов иных существованье", считает себя  "отмеченным  судьбой",