это исследование М. и на дальнейшие его работы: "Die organische Bewegung
in ihrem Zusammenhang mit den Stoffwechsel" (Гейльбр.,  1848),  "Betrage
zur Dynamik des Himmels" (там же),  "Bemerkungen  uber  d.  mechanischen
Aequivalent der Warme" (т. же 1851), полные, местами не  вполне  точных,
но весьма остроумных  примеров  и  идей,  касающихся  закона  сохранения
энергии в неодушевленной и одушевленной природе. Работы М. собраные  его
"Naturwissensebaftliche Vortrage" (Штуттг., 1871) и "Mechanik der Warme"
(Штуттг, 1 изд., 1867; 2  изд.,  1874).  Оценка  заслуг  М.  в  создании
механической теории тепла вызвала в  свое  время  ожесточенную  полемику
между Клаузиусом, Тиндалем, Джоулем и Дюрингом; см. весьма  пристрастное
сочинение Дюринга, "Robert М. der Galilei des XIX Jahrbunderts" (Хемниц,
1879),  а  также  Клаузиус,   "Warmetheorie"   I;   Тиндаль,   "Теплота,
раcсматриваемая как род  движения".  Ср.  Kumelin  "R.  М."  ("Reden  u.
Anfsatze" (Фрейб. и Тюбинген, 1881); Weyrauch, "R. М., der Entdecker des
Prinzips von der Erhaltung der Energie" (Штуттгардт, 1890).
   Майков (Аполлон Николаевич) - один из главных поэтов послепушкинского
периода,  сын  Николая  Аполлоновича  М.,   род.   23   мая   1821   г.,
первоначальным  своим  развитием  обязан  В.  А.  Солоницину  и  И.   А.
Гончарову, преподававшему ему русскую литературу. Стихи  стал  писать  с
15-ти лет. Поступив в 1837 г. в спб. унив.  по  юридич.  факультету,  М.
мечтал о карьере живописца, но лестные отзывы Плетнева и Никитенко о его
первых поэтических опытах, в связи  с  слабостью  зрения,  побудили  его
посвятить  себя  литературе.  В  1842  г.  М.   предпринял   заграничное
путешествие, около года жил в Италии, затем в Париже, где вместе с своим
братом, Валерианом Николаевичем, слушал лекции в Сорбонне и  College  de
France; на обратном пути близко сошелся с Ганкою  в  Праге.  Результатом
этой поездки явились с одной стороны "Очерки Рима"  (СПб.,  1847),  а  с
другой кандидатская диссертация  о  древнеславянском  праве.  Служил  М.
сначала в министерстве финансов, затем был  библиотекарем  Румянцевского
музея  до  перенесения  его  в  Москву,  в   настоящее   время   состоит
председателем комитета иностр. цензуры.  Поэзия  М.  отличается  ровным,
созерцательным  настроением,  обдуманностью  рисунка,  отчетливостью   и
ясностью форм, но не красок, и сравнительно слабым  лиризмом.  Последнее
обстоятельство, кроме природных свойств дарования, объясняется отчасти и
тем, что поэт слишком  тщательно  работает  над  отделкою  подробностей,
иногда в  ущерб  первоначальному  вдохновению.  Стих  М.  в  лучших  его
произведениях силен и выразителен, но вообще не  отличается  звучностью.
По главному своему содержанию, поэзия М. определяется, с одной  стороны,
древнеэллинским  эстетическим  миросозерцанием,  с  явно   преобладающим
эпикурейским  характером,  с  другой  -  преданиями  русско-византийской
политики. Темы того и другого рода, хотя внутренне  ничем  не  связанные
между собою,  одинаково  дороги  поэту.  Как  на  второстепенный  мотив,
заметный более в первую половину  литературной  деятельности  М.,  можно
указать на мирные впечатления рус. сельской природы, которым  поэт  имел
особенные удобства отдаваться, вследствие своей страсти  к  рыболовству.
М.   сразу   приобрел   себе   литературное   имя   стихотворениями   "в
антологическом роде", из которых  по  ясности  и  законченности  образов
выдаются: "Сон", "Воспоминание", "Эхо и молчание",  "Дитя  мое,  уж  нет
благословенных  дней",  "Поэзия";  выше  всяких  похвал  в  своем   роде
"Барельеф".  Одна  из  "эпикурейских  песен"  начинается  редким  у   М.
лирическим порывом:
   Мирта Киприды мне дай!
   Что мне гирлянды цветные?
   но затем во второй строфе грациозно переходит в обычный ему тон:
   Мирта зеленой лозой
   Старцу, венчавшись, отрадно
   Пить под беседкой густой,
   Крытой лозой виноградной.
   Характерно для поэзии М. стихотворение "После посещения  Ватиканского
музея". Скульптурные впечатления этого  музея  напоминают  поэту  другие
такие же впечатления из раннего детства, сильно повлиявшие  на  характер
его творчества
   Еще в мдаденчестве любил блуждать мой взгляд
   По пыльным мраморам потемкинских палат.
   Антики пыльные живыми мне казались,
   И властвуя моим младенческим умом,
   Они роднились с ним, как сказки умной няни,
   В пластической красе мифических преданий...
   Теперь, теперь я здесь в отчизне светлой их,
   Где боги меж людей, прияв их образ, жили
   И взору их свой лик бессмертный обнажили.
   Как дальний пилигрим, среди святынь своих,
   Средь статуй я стоял...
   В превосходном стихотворении  "Розы"  (отдел  "Фантазии")  мгновенное
впечатление переносит поэта из современного бала в родной  ему  античный
мир ... Ах, вы всему виною
   О розы Пестума, классические розы!..
   Там же замечательно стихотворение "Импровизация"  -  единственное,  в
котором пластическая поэзия М. весьма удачно входит в чуждую ей  область
музыкальных ощущений:
   Но замиравшие опять яснеют звуки...
   И в песни страстные вторгается струей
   Один тоскливый звук, молящий, полный муки...
   Растет он, все растет, и льется уж рекой...
   Уж сладкий гимн любви в одном воспоминанье
   Далеко трелится... но каменной стопой
   Неумолимое идет, идет страданье
   И каждый шаг его грохочет надо мной...
   Один какой-то вопль в пустыне беспредельной
   Звучит, зовет к себе... увы! надежды нет!...
   Он ноет... и среди громов ему в ответ
   Лишь жалобный напев пробился колыбельный.
   Из "Камей" выдаются "Анакреон", "Анакреон у скульптора",  "Алкивиад",
"Претор" и  особенно  характерное  выражение  добродушного  и  невинного
эпикурейства "Юношам":
   И напиться не сумели!
   Чуть за столь - и охмелели
   Чем и как - вам все равно
   Мудрый пьет с самосознаньем,
   И на свет, и обоняньем