Р. над ними, приняло  форму  преследования,  Р.  бежал;  хотя  он  скоро
вернулся, но через год окончательно вышел из  францисканского  ордена  и
перешел в бенедиктинский. В монастырь он, однако, уже не поступал,  и  в
качестве  простого  священника  жил  при  дворе  епископа  мальезесского
(MailIezais),  Жоффруа  д'Эстиссака,  отличавшегося  образованностью   и
эпикурейскими наклонностями и собиравшего вокруг себя многих французских
"гуманистов". Весьма вероятно, что к этому же времени  относится  начало
сношений  Р.  с  Эразмом  Роттердамским,  к  которому  он  всегда  питал
глубочайшее  уважение,  называя  его  своим  "отцом",  даже   "матерью".
Покровительство епископа, а также игравших значительную роль  в  истории
тогдашнего просвещения и занимавших важное положение  братьев  дю-Беллэ,
дало Р. возможность,  не  обременяя  себя  исполнением  своих  церковных
обязанностей, заняться ботаникой и медициной. В 1630 г., сохраняя звание
священника, он поступил на медицинский факультет университета  Монпелье.
Здесь мы видим его и читающим публичные лекции по  медицине  (объяснение
"Афоризмов" Гиппократа и "Ars parva" Галлиена),  и  выпускающим  в  свет
некоторые ученые (не особенно важные по достоинству) сочинения и  бывшие
тогда в моде "альманахи", наконец - практикующим врачом,  не  смотря  на
то, что степень  доктора  медицины  он  официально  получил  значительно
позже. Такую же деятельность продолжает он и в Лионе, куда переезжает из
Монпелье, - но тут он вступает и на тот путь,  на  котором  ему  суждено
было приобрести бессмертную славу: в  1532  или  1533  г.  появляются  в
первой редакции две первые книги его  знаменитого  романа,  без  подписи
автора (из боязни преследований),  под  псевдонимом  "Алкофрибас  Назье"
(анаграмма  его  имени  и  фамилии),  и  под   заглавием   "Grandes   et
inestimables chroniques du grand et enorme  geant  Gargantua".  Образцом
для него послужила народная книга под тем  же  заглавием,  рисовавшая  в
карикатурном  виде  отживший  мир  рыцарских   подвигов,   романтических
гигантов и волшебников. Последующие книги как этого романа,  так  и  его
продолжения, "Пантагрюэль", появлялись затем последовательно  в  течение
нескольких лет, в разных переработках;  последняя,  пятая,  появилась  в
полном виде лишь через двенадцать лет по  смерти  Р.  Замеченные  в  ней
недостатки вызвали сомнение в принадлежности ее Р. и разные на этот счет
предположения, из которых самое основательное - то,  что  план  и  общая
программа принадлежат Р. и даже все главные  подробности  были  намечены
им, а многие и вполне им написаны. Важным  событием  в  жизни  Р.  была,
почти одновременно с выпуском первых книг "Гаргантюа", поездка его в Рим
в качестве секретаря дю-Беллэ. Она обогатила его  наблюдениями,  давшими
ему  богатую  пищу,  как  сатирику,  бичевание   которого   обрушивалось
преимущественно на испорченное католическое духовенство. Во время второй
поездки в Рим, при папе Павле III, P., путем ухаживаний за кардиналами и
другими влиятельными лицами,  добился  от  папы  прощения  своих  многих
провинностей (в том числе и бегства из монастыря)  и  несколько  улучшил
свое материальное положение. Тем не менее, преследования  духовенства  и
парламента, выражавшиеся даже  в  сожжении  его  книг,  заставляли  его,
несмотря на покровительство короля Франциска I, переезжать  с  места  на
место, терпеть всяческие лишения и  постоянно  дрожать  за  свою  личную
безопасность, особенно в виду тех насилий и казней, которые  беспрерывно
совершались над его лучшими друзьями  и  единомышленниками.  Наконец,  в
1551 г., он получил приход в Медоне (местечко около Парижа), где им была
выпущена 4-я книга "Пантагрюэля". Хотя анафемы Сорбонны  продолжались  с
прежней  силой,  но  могущественная  протекция  (между  прочим  -  Дианы
де-Пуатье) позволила автору вести относительно  спокойное  существование
до самой смерти. Умер он в Париже в 1553 г.;  смерть  его  обставлена  у
биографов такими же легендарными подробностями, какие изукрасили всю его
жизнь; иные из них, однако,  более  или  менее  подтверждаются  довольно
надежными свидетельствами. Таков, например, рассказ о том, что незадолго
до смерти он пожелал одеться в рясу бенедиктинского монаха, и когда  его
спросили о причине, отвечал каламбуром: "Beati qui moriuntur in Domino";
- или об ответе его посланному  от  кардинала  Шатильона  с  вопросом  о
состоянии его здоровья: "Dis a monseigneur en quelle galante  humenr  tu
me vois: je vais querir un grand peut-etre"; - или еще о  словах,  будто
бы произнесенных им с хохотом за несколько минут до  смерти:  "Tirez  le
rideau, lа farce est jouee". Самый замечательный писатель  своей  эпохи,
Р. является, вместе с тем, самым верным  и  живым  отражением  ее;  стоя
наряду с  величайшими  сатириками,  он  занимает  почетное  место  между
философами и педагогами. Р. - вполне  человек  своего  времени,  человек
Возрождения по своим симпатиям и привязанностям, по своей страннической,
почти бродячей жизни, по  разнообразию  своих  сведений  и  занятий.  Он
является   гуманистом,   медиком,   юристом,   филологом,    археологом,
натуралистом, богословом, и во всех  этих  сферах  -  "самым  доблестным
собеседником  на   пиршестве   человеческого   ума".   Все   умственное,
нравственное и социальное брожение его эпохи отразилось в  двух  великих
его романах. Внешняя форма их - мифическо-аллегорическая, бывшая в  духе
того времени и составляющая здесь только рамку,  которую  автор  находил
наиболее удобной для выражения своих заветных мыслей и  чувств.  Великое
значение книги Р.  (ибо  "Гаргантюа"  и  "Пантагрюэль"  составляют  одно
нераздельное целое) заключается в соединении в ней сторон  отрицательной
и положительной. Перед нами, в одном  и  том  же  лице  автора,  великий
сатирик и  глубокий  философ,  рука,  беспощадно  разрушающая,  создает,
ставит положительные идеалы, и притом  такие,  которые  живы  и  в  наше
время.  Стоя  на   почве   несомненной   исторической   действительности
(комментаторы находят  много  намеков  даже  на  известные  исторические
личности  той  поры),  Р.,  как  сатирик,  клеймит   тогдашнюю   систему
воспитания, с преобладанием в ней сухой и  нелепой  схоластики,  систему
гражданского права, приемы медицины, направление политики, вечные войны,
с их ужасными последствиями,  и  победы,  с  их  гнусными  результатами,
злоупотребления в судопроизводстве - наконец, и резче  всего,  тогдашнюю
церковь, в лице ее высших и низших представителей, причем он стоит вне и
выше всяких партий, с одинаковой строгостью  осуждая  все,  что  находит
дурного у католиков, лютеран, кальвинистов и т. д. Орудие  сатиры  Р.  -
смех, смех исполинский, часто  чудовищный,  как  его  герои.  "Страшному
общественному недугу, свирепствовавшему повсюду, он  предписал  огромные
дозы  смеха:  все  у  него  колоссально,  колоссальны  тоже   цинизм   и
непристойность, необходимые проводники всякого  резкого  комизма".  Этот
смех, однако, отнюдь не цель, а только средство; по своей  сущности  то,
что он рассказывает, вовсе не так смешно, как кажется, на что  указывает
сам автор, прибавляя, что его произведение похоже на Сократа, у которого
под наружностью Силена и  в  смешном  теле  жила  божественная  душа.  В
положительной стороне его романов на первом плане теория  воспитания,  в