Красивой Мечи, от тихой души которого веет  чемто  совершенно  неземным;
вот Яша ("Певцы"), пение которого трогает даже посетителей кабака,  даже
самого  кабатчика.  Рядом  с  натурами  глубоко  поэтическими,  "Записки
Охотника" выискивают в  народе  типы  величавые.  Однодворец  Овсяников,
богатый крестьянин Хорь (за  которого  Т.  уже  в  40-х  гг.  упрекал  в
идеализации) величественно спокойны, идеально честны и  своим  "простым,
но    здравым     умом"     прекрасно     понимают     самые     сложные
общественно-государственные отношения. С каким удивительным спокойствием
умирают в очерке "Смерть" лесовщик Максим  и  мельник  Василий;  сколько
чисто  романтической   обаятельности   в   мрачновеличественной   фигуре
неумолимо честного Бирюка! Из женских народных типов "Записок  Охотника"
особенного внимания заслуживают Матрена ("Каратаев"), Марина  (Свидание)
и Лукерья ("Живые Мощи"; последний  очерк  залежался  в  портфеле  Т.  и
увидел свет лишь четверть  века  спустя,  в  благотворительном  сборнике
"Складчина", 1874 г.): все они глубоко женственны, способны  на  высокое
самоотречение. И если мы к  этим  мужским  и  женским  фигурам  "Записок
Охотника" прибавим удивительно симпатичных ребятишек из  "Бежина  Луга",
то получится целая одноцветная галерея лиц, относительно  которых  никак
нельзя  сказать,  что  автор  дал  тут  народную  жизнь   во   всей   ее
совокупности. С поля народной жизни, на  котором  растут  и  крапива,  и
чертополох, и репейник, автор  сорвал  только  красивые  и  благоухающие
цветы и сделал из них прекрасный букет, благоухание  которого  было  тем
сильнее,  что  представители  правящего  класса,  выведенные   в   "Зап.
Охотника", поражают своим  нравственным  безобразием.  Господин  Зверков
("Ермолай и Мельничиха") считает себя человеком очень добрым;  его  даже
коробит, когда крепостная девка с мольбою бросается ему в  ноги,  потому
что по его мнению "человек никогда не должен свое  достоинство  терять";
но он с глубоким негодованием отказывает этой  "неблагодарной"  девке  в
разрешении выйти замуж, потому что его жена останется тогда без  хорошей
горничной.  Гвардейский  офицер  в  отставке  Аркадий  Павлыч   Пеночкин
("Бурмистр") устроил свой дом совсем по-английски; за столом у него  все
великолепно сервировано и выдрессированные лакеи служат превосходно.  Но
вот один из них подал  красное  вино  не  подогретым;  изящный  европеец
нахмурился и, не стесняясь присутствием постороннего лица, приказал  "на
счет  Федора...  распорядиться".  Мардарий  Аполлоныч   Стегунов   ("Два
помещика") - тот совсем добряк: идиллически сидит на балконе  прекрасным
летним вечером и пьет чай. Вдруг донесся "до нашего слуха звук мерных  и
частых ударов". Стегунов "прислушался, кивнул головой, хлебнул, и, ставя
блюдечко на стол, произнес с добрейшей улыбкой и, как бы невольно  вторя
ударам: чюки-чюки-чюк! чюки-чюк! чюки-чюк!". Оказалось,  что  наказывают
"шалунишку  Васю",  буфетчика  "с  большими   бакенбардами".   Благодаря
глупейшему капризу злющей барыни ("Каратаев"),  трагически  складывается
судьба Матрены. Таковы представители помещичьего  сословия  в  "Записках
Охотника". Если и встречаются между ними порядочные  люди,  то  это  или
Каратаев, кончающий жизнь трактирным завсегдатаем, или буян Чертопханов,
или жалкий приживальщик - Гамлет Щигровского  уезда.  Конечно,  все  это
делает "Записки Охотника" произведением односторонним; но это та  святая
односторонность, которая  приводит  к  великим  результатам.  Содержание
"Записок Охотника" во всяком случае, было не выдумано - и вот  почему  в
душе каждого читателя во всей своей неотразимости  вырастало  убеждение,
что  нельзя  людей,  в  которых  лучшие  стороны  человеческой   природы
воплощены так ярко, лишать самых элементарных человеческих прав. В чисто
художественном отношении "Записки Охотника" вполне соответствуют великой
идее, положенной в их основание, и в этой гармонии  замысла  и  формы  -
главная причина их успеха. Все  лучшие  качества  тургеневского  таланта
получили здесь яркое выражение. Если сжатость составляет вообще одну  из
главных особенностей Т., совсем не писавшего объемистых произведений, то
в "Записках Охотника" она доведена до высшего совершенства.  Двумя-тремя
штрихами Т. рисует самый сложный характер: назовем для примера  хотя  бы
завершительные  две  странички  очерка,  где  душевный  облик   "Бирюка"
получает такое неожиданное освещение. Наряду с  энергиею  страсти,  сила
впечатления  увеличивается  общим,  удивительно  мягким  и   поэтическим
колоритом. Пейзажная живопись "Записок Охотника" не  знает  себе  ничего
равного во всей нашей литературе. Из среднерусского,  на  первый  взгляд
бесцветного пейзажа Т. сумел извлечь самые задушевные  тона,  в  одно  и
тоже время и меланхолические, и сладко-бодрящие. В общем, Т.  "Записками
Охотника" по технике занял первое место в ряду русских  прозаиков.  Если
Толстой превосходит  его  широтою  захвата,  Достоевский  -  глубиною  и
оригинальностью, то Т. - первый русский стилист. В его  устах  "великий,
могучий,  правдивый  и  свободный  русский  язык",  которому   посвящено
последнее из его "Стихотворений в прозе", получил  самое  благородное  и
изящное свое выражение.
   Личная жизнь Т., в то время, когда так  блестяще  развертывалась  его
творческая   деятельность,   складывалась   невесело.    Несогласия    и
столкновения с матерью принимали все более и более острый характер  -  и
это не только нравственно его развинчивало, но приводило также к  крайне
стесненному материальному положению, которое осложнялось  тем,  что  все
считали его человеком богатым. К 1845  г.  относится  начало  загадочной
дружбы Т. с знаменитой певицей Виардо-Гарсия. Неоднократно были  сделаны
попытки  пользоваться  для  характеристики  этой  дружбы  рассказом  Т.:
"Переписка", с эпизодом "собачьей"  привязанности  героя  к  иностранной
балерине, существу тупому и совершенно необразованному. Было бы, однако,
грубою ошибкой видеть в этом прямо автобиографический материал. Виардо -
необыкновенно  тонкая  художественная  натура;  муж  ее  был  прекрасный
человек и выдающийся критик искусства, которого Т. очень ценил и который
в свою очередь, высоко ставил Т. и переводил  его  сочинения  на  франц.
язык. Несомненно также, что в первое время дружбы с  семьей  Виардо  Т.,
которому мать целых три года за привязанность к "проклятой  цыганке"  не
давала ни гроша,  весьма  мало  напоминал  популярный  за  кулисами  тип
"богатого  русского".  Но,  вместе  с  тем,  глубокая  горечь,   которою
проникнут  рассказанный  в  "Переписке"  эпизод,  несомненно   имела   и
субъективную подкладку. Если мы  обратимся  к  воспоминаниям  Фета  и  к
некоторым письмам Т., мы увидим, с одной стороны, как  права  была  мать
Т., когда она его называла "однолюбом", а с другой, что, прожив в тесном
общении с семьею Виардо целых 38 лет,  он,  все  таки,  чувствовал  себя
глубоко и  безнадежно  одиноким.  На  этой  почве  выросло  тургеневское
изображение любви, столь характерное даже для его  всегда  меланхоличной
творческой  манеры.  Т.  -  певец  любви  неудачной   по   преимуществу.
Счастливой развязки у него почти ни одной нет, последний аккорд - всегда
грустный. Вместе с тем, никто из русских  писателей  не  уделил  столько