не усмотрел в Базарове клеветы, но признал его своим идеалом.  В  общем,
однако,  положение  Т.,  как  любимца  всех  слоев  читающей  публики  и
выразителя передовых стремлений  русского  общества,  было  поколеблено.
Если взглянуть на Базарова с исторической  точки  зрения,  как  на  тип,
отражающий настроение шестидесятых  гг.,  то  он,  несомненно,  страдает
неполнотою. Радикализм общественно-политический,  столь  сильный  в  это
время, в романе почти не затронут; то место, где Базаров выражает полное
равнодушие к тому, что у мужика будет хорошая изба, дает прямо  неверное
представление  о  восторженном  демократизме  нового  поколения.   -   В
промежутках  между  четырьмя  знаменитыми  романами  своими  Т.  написал
вдумчивую  статью  "Гамлет  и  Дон-Кихот"  (1860)  и  три  замечательные
повести: "Фауст" (1856), "Ася" (1858), "Первая любовь" (1860), в которых
дал  несколько  привлекательнейших  женских  образов.  Княжна   Засекина
("Первая любовь") просто грациозно-кокетлива, но героиня "Фауста" и  Ася
- натуры необыкновенно глубокие и цельные.  Первая  сгорела  от  глубины
чувства, внезапно на нее налетевшего; Ася, подобно Наталье  в  "Рудине",
спаслась бегством от своего чувства, когда увидела, как не соответствует
его силе безвольный человек которого она полюбила. - В "Отцах  и  Детях"
творчество Т. достигло своей кульминационной точки. В появившихся в 1864
г. "Призраках" элемент фантастический переплетается с рассудочным. Ту же
смесь желания отрешиться  от  современности  с  раздражением  против  ее
представляет  собою  своеобразный   "отрывок"   из   записок   "умершего
художника"  -  "Довольно"  (1865).  Ясно  чувствуется,  что  охлаждение,
вызванное "Отцами и Детьми", болезненно сказалось в сердце автора, столь
привыкшем  в  всеобщей  читательской  любви.  Высшей   точки   авторское
раздражение  достигло  в  "Дыме"  (1867).  Трудно  сказать,   какая   из
общественнополитических  групп  того  времени  изображена  здесь   злее.
Молодое поколение и заграничная эмиграция представлены с одной стороны в
ряде дурачков и тараторящих барынь, с другой - в коллекции любителей так
или иначе пожить на чужой счет. В "Отцах и  Детях"  Т.  проводил  резкую
демаркационную линию между  убежденными  представителями  новых  идей  и
такими   ничтожными   прихвостнями   времени,   как   "эмансипированная"
губернская барынька Кукшина и соединяющий "прогрессивность"  с  продажею
водки откупщический  сынок  Сытников.  В  "Дыме"  Сытниковы  да  Кувшины
выступают на первый план, а эмиграция олицетворена в  фигуре  "великого"
молчальника Губарева, слава которого держится на  том,  что  он  никогда
ничего  не  говорит   и   только   глубокомысленно   издает   какое   то
нечленораздельное мычание.  В  столь  же  печальном  освещении  является
аристократическая среда, собирающаяся под "arbre russe" в Баден-Бадене и
предающаяся  какой  то  вакханалии  реакционных   вожделений.   Наконец,
славянофильские  мечтания  о  русской  самобытности   предаются   самому
ядовитому глумлению в речах желчного западника Потугина, устами которого
несомненно говорит иногда сам автор. Общий пессимизм проникает  повесть,
название которой навеяно мыслью, что все "людское" - дым",  и  "особенно
все  русское".  -  Параксизм  раздражения  длился,  однако,  недолго.  В
"Литературных воспоминаниях" (1868), Т. говорит уже без всякой горечи  о
своей размолвке с прогрессивными элементами и фактически доказывает, как
далек он был от желания написать в "Отцах и Детях" карикатуру на молодое
поколение вообще и на  Добролюбова  в  частности.  В  том  же  году  был
преобразован в общелитературный журнал "Вестник Европы";  Т.  становится
его постоянным сотрудником и разрывает связи с Катковым. Этот разрыв  не
обошелся Т. даром. Его стали преследовать и в "Рус. Вест. ", и в  "Моск.
Вед. ", нападки которых стали особенно ожесточенными в конце 70-х годов,
когда по поводу оваций, выпавших на долю Т.,  Катковский  орган  уверял,
что  Т.  "кувыркается"  пред  прогрессивною  молодежью.  Ряд   небольших
повестей, с которыми Т. выступил в конце 1860-х гг.  и  первой  половине
1870-х  ("Бригадир",  "История   лейтенанта   Ергунова",   "Несчастная",
"Странная история", "Степной король Лир", "Стук,  стук,  стук",  "Вешние
воды", "Пунин и Бабурин", "Стучит" и др.)  весь  относится  к  категории
воспоминаний о далеком  прошлом.  За  исключением  "Вешних  вод",  герой
которых представляет собою еще одно интересное добавление к Тургеневской
галерее безвольных людей, все эти повести мало прибавляют к "тоталитету"
- как говорили в 40-х годах - литературного значения Т.  Воздержание  Т.
от разработки более современных тем  до  известной  степени  объясняется
тем, что он теперь все меньше  и  меньше  сталкивался  с  живою  русскою
действительностью. Уже начиная с 1856 г., когда с него окончательно была
снята опала, он подолгу живал за границею, то лечась на водах, то  гостя
у Виардо; но все-таки он  нередко  бывал  и  у  себя  в  Спасском,  и  в
Петербурге. С начала 1860-х годов он совсем поселяется  в  Баден-Бадене,
где "Villa Tourgueneff", благодаря тому, что  там  же  поселилась  семья
Виардо, стала интереснейшим музыкально-артистическим центром. Война 1870
г. побудила семью Виардо  покинуть  Германию  и  переселиться  в  Париж;
перебрался туда  и  Т.  Переселение  в  Париж  сблизило  Т.  со  многими
эмигрантами и вообще с заграничною молодежью, которая  теперь  перестала
его чуждаться, - и у него снова явилась охота откликнуться на злобу дня:
революционное "хождение в  народ".  Частью  личные  впечатления,  частью
материалы,  которые  ему  доставляли  друзья  из  России  (в  том  числе
документы по так называемому "процессу 50"), создали в нем  уверенность,
что  он  сможет  схватить  общую  физиономию   русского   революционного
движения. В результате получился самый  крупный  по  объему,  но  не  по
значению из романов Т., "Новь" (1877). Глубоко  убежденный  в  том,  что
революционное движение не имеет почвы в России, Т. тем не менее  отнесся
с полным  вниманием  к  тому  психологическому  порыву,  который  создал
движение. Уловить его наиболее характерный черты Т. удалось  не  вполне.
Он  сделал  центром  романа  одного  из  обычных  в  его   произведениях
безвольных людей, столь характерных для поколения 40-х, но никак не 70-х
годов. Нежданов -  неудачник,  идущий  пропагандировать,  чтобы  утишить
сердечную  боль,  и  лишенный  уверенности  в   правоте   своего   дела.
Неудивительно, что первые же неудачи вызывают в нем глубокое отчаяние  -
и он лишает себя жизни у порога дела. Несоответствующим действительности
оказалось и желание Т. уловить новый тип людей негромкой и  неэффектной,
но настоящей работы на пользу народу, в лице Соломина и Марианны. "Новь"
имела не более  как  succes  d'estime.  Из  позднейших  произведений  Т.
("Сон",  "Рассказ  отца  Алексея",  "Отчаянный",  "Клара  Милич"  и  др.
наибольшее внимание обратили  на  себя  "Песнь  торжествующей  любви"  и
"Стихотворения в прозе". Высоко-поэтическая "Песнь торжествующей  любви"
видимо иллюстрирует  мысль  Шопенгауера  о  гении  рода,  т.  е.  о  той
бессознательности, под влиянием которой мы, помимо своего желания,  идем
в своей половой жизни по пути, ведущему к продолжению рода. Превосходные
"Стихотворения в прозе" (1882) представляют собою  ряд  накопившихся  за