удача!  Кто  этот  запыленный юноша, который осмелился так бешено промчаться
сквозь  толпу  зевак?  Почему  он  соскочил  с  коня и ошеломленно озирается
вокруг?  Что  же  это  происходит,  ведь  он  чуть  не сбил с ног монахинь с
ладаном,  он  отпихнул  белицу Агату, растолкал двадцать двух девиц, которые
так  мелодично  пели, и вот он стоит, протянув руки, перед послушницей, лицо
его  сияет,  серые  глаза  полны  любви.  Она  уже  поставила ножку на порог
церковной  двери,  и  все-таки он преградил ей путь, а она, забыв все мудрые
слова  и  праведные  речи  матери-игуменьи,  она  всхлипнула, кинулась в его
распростертые  объятия  и  прижалась  мокрой  от счастливых слез щекой к его
груди.  Печальное  зрелище для сухопарой игуменьи и весьма дурной пример для
двадцати  двух  непорочных  дев,  которым всегда внушали, что следовать зову
природы  - значит ступить на путь греха. Но Мод и Аллейну нет до этого дела.
Из-под  темного  свода,  перед  которым  они  стояли,  на  них  веет затхлой
сыростью.  На  воле  же  сияет солнце, и в плюще, меж склоненных буков, поют
птицы.  Выбор  сделан  - держась за руки, они повертываются спиной к мраку и
лицом к свету.
     В  старой Крайстчерчской церкви отец Христофор совершил бракосочетание;
помимо  леди  Лоринг,  Джона  и  десятка лучников из замка, на этой скромной
свадьбе  присутствовало  всего несколько человек. Хозяйка Туинхэма в течение
долгих  месяцев  пребывала  в тоске и унынии, лицо ее уже утратило и остаток
миловидности  и стало еще суровее, однако она не теряла надежды, что ее муж,
побывавший  в стольких переделках, и на этот раз все же не погиб. Она решила
ехать  в  Испанию  на  поиски, однако Аллейн убедил ее взамен отпустить туда
его.  Теперь,  когда  земли Минстеда были присоединены к владениям Туинхэма,
забот  у  нее  стало  очень много, и Аллейн обещал, что, если она возьмет на
свое  попечение  его  жену,  он  не  вернется  в Хампшир до тех пор, пока не
сможет   привезти  какие-нибудь  сведения  -  хорошие  или  плохие  -  о  ее
возлюбленном супруге.
     Желтый  корабль  был  зафрахтован.  Гудвин  Хаутейн  взят  капитаном, и
спустя  месяц  после  бракосочетания Аллейн отправился в Бэклерсхард узнать,
не   пришло  ли  судно  из  Саутгемптона.  Проезжая  мимо  рыбацкой  деревни
Питтс-Дип,  он  заметил  небольшой  бриг, взявший курс к берегу, как будто с
тем,  чтобы  причалить.  Когда  Аллейн  ехал  обратно,  он увидел, что судно
действительно  бросило  якорь  у  деревни  -  несколько  лодок, приняв груз,
перевозили его на берег.
     Неподалеку  от  Питтс-Дипа,  несколько  в  стороне  от  дороги,  стояла
большая,  поместительная  гостиница,  в  верхнем  окне которой был выставлен
шест  с  привязанным  к нему пучком зелени. Подъехав ближе, Аллейн заметил у
окна  мужчину,  который, вытянув шею, как будто его разглядывал. В это время
из  открытой  двери  гостиницы выбежала женщина и бросилась к дереву, словно
намереваясь  залезть  на  него;  и при этом она, смеясь, оглядывалась назад.
Дивясь,  что  бы  это  могло  означать,  Аллейн привязал коня и направился к
гостинице,  как  вдруг из двери выскочила еще одна женщина и тоже побежала к
деревьям.  Следом  за нею появился могучий, загорелый мужчина; прислонившись
к косяку и упершись руками в бока, он заливался смехом.
     - Ah,  mes  bellesmes  petites!  Клянусь моими десятью пальцами, что ни один волосок не упадет
с  ваших  хорошеньких  головок;  но  я  находился среди черных язычников, и,
клянусь  эфесом,  душа  радуется,  когда я гляжу на щечки англичанок! Подите
сюда,  mes  angesчто опять среди своих.
     ______________
          
     При  виде  этого  человека  Аллейн  словно  прирос  к месту, а звук его
голоса  вызвал  в нем бурную радость, и он едва сдержался, чтоб не закричать
во  все горло. Но Аллейна ожидала еще большая радость. Пока он стоял, окошко
наверху  распахнулось, и человек, которого он там приметил раньше, высунулся
наружу и крикнул:
     - Эйлвард,  я  только  что  видел  весьма достойного всадника, ехавшего
сюда,  хоть  мне и не удалось разглядеть, есть ли у него герб. Дождись его и
скажи,  что  здесь  остановился  смиреннейший  английский  рыцарь,  и,  если
незнакомец  желает  отличиться,  дал  какой-нибудь  обет или хочет заслужить
благосклонность своей дамы, так я готов ему помочь в этом.
     Тут  Эйлвард,  шаркая  ногами,  вышел  из-за деревьев, и через миг он и
Аллейн  уже обнимались, хлопали друг друга по плечам, смеялись и восторженно
кричали.  Тем  временем  прибежал  с  обнаженным  мечом сэр Найджел, ибо ему
почудилось,  что  между  ними  уже  завязалась драка, и тотчас попал прямо в
объятия  своего оруженосца, и в конце концов все трое от шумных восклицаний,
поздравлений и бесконечных расспросов даже охрипли.
     По  пути  домой  через  лес Аллейн узнал их удивительную историю. Когда
взятый  в  плен  сэр  Найджел  пришел  в  сознание,  он  был вместе со своим
товарищем  отправлен  морем  в  замок  победителя;  их захватил берберийский
корсар,  и  вместо необременительной жизни в плену их ожидала скамья гребцов
на  пиратской галере. Но в порту сэр Найджел убил капитана-мавра, а потом он
и  Эйлвард  подплыли  к каботажному суденышку, завладели им и возвратились в
Англию  с  богатой  добычей  в  награду  за  все свои мытарства. Слушая этот
удивительный  рассказ,  Аллейн  не  заметил, как протекло время, - наступили
сумерки,  показалась  темная Туинхэмская башня и косые лучи вечернего солнца
легли  на подернутую рябью реку Эйвон. Можно себе представить, какая радость
царила  в  тот  вечер  в  замке Туинхэм и какие богатые дары с мавританского
судна были переданы в часовню отца Христофора!
     Сэр  Найджел  дожил  до глубокой старости, его славили и благословляли.
Он  уже  не  принимал  участия в боевых походах, зато не пропускал ни одного
турнира,  происходившего  в окружности тридцати миль; и хампширская молодежь
чрезвычайно  высоко  ценила  каждую  его  похвалу  их умению ездить верхом и
владеть  оружием.  Так жил он и так умер в родном графстве, всеми уважаемый,
счастливейший человек.
     Сэру  Аллейну  Эдриксону  и  его  прекрасной  супруге также нельзя было
пожаловаться  на  судьбу. Он дважды сражался во Франции и возвращался домой,
овеянный  славой. Ему дали видную должность при дворе, и он прожил много лет
в  Виндзоре  в  царствование  Ричарда II и Генриха IV, был пожалован орденом
Подвязки,   слыл   храбрым   воином,  прямодушным  человеком  и  пользовался
репутацией  тонкого ценителя и покровителя всех искусств и наук, возвышающих
и облагораживающих душу.
     Что  касается  Джона,  то  он  взял  себе  в жены деревенскую девушку и
обосновался  в  Линдхерсте,  где  благодаря  своим пяти тысячам крон стал на
много   миль   в  окружности  самым  богатым  землевладельцем  недворянского
происхождения.  В  течение  долгих  лет  он  каждый вечер пил эль в "Пестром