рискованно: поговаривали, что в тамошней  тайге  еще  обитают  рыси  и  даже
медведи) в  ночь  на  воскресенье  в  горы.  Нравился  сам  процесс:  сборы,
снаряжение, ружья, патроны, запасы еды, устройство ночлега.  Уже  в  темноте
найти большой, более-менее плоский камень,  разжечь  на  нем  костер,  чтобы
нагреть его: ночи-то холодные. Затем смести с камня угли  и  пепел,  накрыть
лапником,  улечься  спать  и  не  проспать!  Затемно  успеть  добраться   до
выбранного места засады и ждать начала тока. А к вечеру  опять  многочасовой
путь через тайгу и болота  -  домой.  Добычи,  как  правило,  не  было.  Это
огорчало,  но  к  следующей  вылазке  уже  прочно   забывалось.   Зимой   по
воскресеньям (если не было аврала какого-нибудь) - лыжи. Горы-то небольшие и
некрутые, но опыта настоящего лыжника, конечно, не было, и я часто падал  на
каком-нибудь спуске, тут же, пытаясь реабилитироваться перед собой, повторял
спуск и опять падал: иногда застревал на  целый  день  на  одном  и  том  же
склоне.
   Кстати, когда потом я перешел  в  НИИ-4,  увлечение  охотой  осталось,  и
иногда,  поздней  осенью,  я  ездил   охотиться   на   уток   на   Рыбинское
водохранилище. Иногда возвращался с крупной добычей, оправдывавшей и  долгую
дорогу, и многочасовую борьбу в засаде  с  холодным  ветром,  ледяной  водой
(подбитых уток приходилось доставать самому, иначе их угонит ветер!).  Зимой
порой ездил  на  зайцев,  исполняя  одновременно  и  роль  стрелка,  и  роль
охотничьей собаки, чаще без успеха.  Видно,  охотничий  инстинкт  глубоко  в
природе человека. Он остался в нас еще с тех времен, когда мы, люди, еще  не
очень далеко отошли от наших "братьев меньших"  -  животных-хищников.  Охота
долгое время оставалась едва ли не самым большим (но, увы, очень редким) для
меня удовольствием. Но  как-то,  после  очередной  "вылазки",  вдруг  понял:
никого  не  хочу  убивать,  это  противно  моей  природе,   да   и   природе
цивилизованного человека вообще. Хищники имеют на это право, а я нет. Больше
никогда не охотился.
   Работа в Уральском КБ шла авральная, с восьми утра  до  позднего  вечера.
Впрочем, как это часто бывает, в  аврал  включались  немногие,  только,  так
сказать, непосредственно  отвечающие  за  пуск  линии  сборки  и  сварки.  А
остальные,  непричастные,  наблюдали.  Приходилось  работать  за  троих.   И
конструктором (вот когда набил руку  на  чертежах,  а  шишки  на  лбу  -  на
собственных ошибках, их выявлении и исправлении), и снабженцем, и  слесарем.
Я не большой любитель по части всякого рукоделия,  но  куда  деваться?  Надо
было, и пилил, точил, варил.
   В начале января 1950 года линию удалось запустить.  Начальник  докладывал
министру  телеграммой  (документ!):  "Феоктистов  начал   варить   хвостовые
отсеки". Судя по всему, на заводе мне была уготована долгая  славная  жизнь,
но судьба наконец повернулась ко мне лицом.
   В том январе 1950 года меня послали в составе группы молодых инженеров на
стажировку  (на  целых  полгода!).  И  не  куда-нибудь,  а  в  Подлипки,   в
королёвское КБ. Главный конструктор, однако, не обратил внимания на молодого
провинциального инженера  и  отнюдь  не  принял  его  под  свою  опеку.  Все
оказалось намного сложнее и произошло не так скоро.  Во-первых,  космические
корабли для Королева были тогда еще где-то далеко за горизонтом.  Во-вторых,
я приехал на стажировку уже патриотом своего КБ.
   После стажировки вернулся в свое КБ и стал работать проектантом. Но через
год  решил  поступить  в  аспирантуру  в  один  из  научно-исследовательских
институтов.  Еще  на  стажировке   узнал,   что   в   подмосковном   военном
научно-исследовательском  институте  НИИ-4  Михаил   Клавдиевич   Тихонравов
организовал группу инженеров, занимавшуюся  исследованием  проблем  создания
мощных ракет и, может быть, даже космических  аппаратов,  что  у  него  есть
группа аспирантов.
   Родился Тихонравов в 1900 году во  Владимире.  В  1919  го-ду  вступил  в
Красную Армию,  а  на  следующий  год  был  зачислен  курсантом  в  Институт
инженеров   Красного   воздушного   флота,   тот,   который    потом    стал
Военно-воздушной инженерной академией имени Жуковского. В двадцатых годах он
занялся конструированием планеров, и, надо сказать, его  планеры  с  успехом
летали  на  всесоюзных  соревнованиях.  Тогда,  кстати,  он  познакомился  с
Королевым.
   Закончив академию, Тихонравов  поступил  на  работу  конструктором  в  КБ
Поликарпова, принял участие в создании ряда первых наших самолетов.  В  1931
году возглавил группу моторного оборудования в  Центральном  авиационном  КБ
имени Менжинского. Написал несколько брошюр в  этой  области.  В  1933  году
перешел работать  в  ГИРД  (Группу  изучения  ракетного  движения).  Там  он
возглавил бригаду, занимавшуюся разработкой ракетных двигателей и  ракет  на
жидком топливе. Начальником ГИРДа и руководителем бригады крылатых  ракетных
аппаратов был Королев, руководителями других бригад Цандер и Победоносцев. В
1933  году  была  запущена  наша  первая   жидкостная   ракета   конструкции
Тихонравова. Руководил запуском Королев.
   В  1933  году  на  базе  ГИРДа  и  ГДЛ  (Ленинградская   газодинамическая
лаборатория) был создан Реактивный НИИ. Тихонравов возглавил в нем отдел  по
жидкостным ракетным двигателям и баллистическим ракетам на жидком топливе. В
1936 году руководил  созданием  и  пусками  одной  из  самых  крупных  тогда
отечественных жидкостных ракет "Авиавнито". В  предвоенные  и  военные  годы
Тихонравов занимался проблемами  устойчивости  полета  и  кучности  стрельбы
твердотопливных ракет  типа  "Катюша",  а  также  проектированием  ракетного
самолета. Еще в тридцатые годы он начал разработку проекта ракеты, способной
поднять человека в стратосферу. К 1945 году эта  работа  вылилась  в  проект
ВР-190, сделанный  им  совместно  с  А.Б.  Чернышевым.  Ракета  должна  была
поднимать герметичную кабину с двумя людьми на высоту 200 километров.
   Был он человеком самых разных интересов и  увлечений.  Не  говоря  о  его
планерах (какие названия - "Жар-птица", "Змей Горыныч", "Гамаюн"!) и работах
о "машущем" полете (в 1937 году вышла его монография по орнитоптерам), можно
вспомнить,   что   он   был   филателистом,   более   30    лет    занимался
коллекционированием и изучением жуков. Настойчивый, иногда упрямый, но в  то
же время  мягкий,  интеллигентный,  внимательный,  он  был  ироничным,  умел
подсказать, вовремя дать совет. Был человеком очень верным идее, за  которую
стоял. В этом они, Королев и Тихонравов, при совершенно  различных  натурах,
походили друг на друга. Но, в отличие от Королева,  Тихонравов  не  проявлял
высоких бойцовских качеств, когда  приходилось  сражаться  с  начальством  и
противниками.
   С моим приятелем Колей Даниловым весной 1951 года мы послали заявления  и
документы в адъюнктуру (то есть аспирантуру) Академии артиллерийских наук, в
состав институтов которой тогда входил и НИИ-4, где  работал  Тихонравов,  и
оба получили вызов на сдачу вступительных экзаменов. Ясно было, что  нас  не
отпустят. Мы не отработали еще и двух лет  после  окончания  института.  Кто
захочет отпустить с производства молодых специалистов? И тут мы с  приятелем
разошлись.  Я  проявил  здоровый  прагматизм  и  воспользовался  для   сдачи