Кому верить? Конечно, летописи! Там более что согласно православному обычаю
Игорь мог обращаться с благодарственной молитвой либо непосредственно к
Богу, либо к святому, в честь которого он был назван, либо к св. Георгию,
освободителю пленных. Следовательно, обращение к Богородице имело особый
смысл, понятный современникам "Слова", но не замеченный позднейшими
комментаторами. Напрашивается мысль, что тут выпад против врагов
Богородицы, потому что обращение к ней покрывает все прошлые грехи князя
Игоря. А врагами этими не могли быть ни христианизирующиеся язычники
половцы, ни мусульмане, ставящие на одну доску Ису и Мариам, а только
несториане, называвшие Марию "Христово дицей", т.е. простой женщиной,
родившей человека, а не Бога. Почитание Марии было прямым вызовом
несторианству.

И в XII в. поход Игоря, несмотря на его незначительность. был переломным
моментом в истории борьбы Ольговичей с Мономаховичами. Игорь Святославич
нарушил традицию, установленную его дедом Олегом: дружбу со степью он
заменил компромиссом с Мономаховичами, продолжавшимся до 1204 г. [†66] Но
припутывать Богородицу к междоусобной войне русских князей некстати. Зато,
когда Андрей Владимирский и Даниил Галицкий готовили восстание против
татар, их противником был не сам Батый, а его сын Сартак, тайный
несторианин и явный покровитель несториан, осмеивавший православных -
русских и аланов. Именно в войне с Сартаком на знамени повстанцев не только
могла, но и должна была оказаться Богородица, обращение к которой
расценивалось как участие в восстании. Когда же в 1256 г. Сартак был
отравлен за свои несторианские симпатии, то его дядя, Берке. несмотря на
переход в ислам, начал оказывать покровительство православным и в 1262 г.
начисто порвал с монголо-персидским и монголо-китайским улусами, где еще
торжествовали несториане.

Итак, верхней границей написания "Слова" оказывается 1256 г., т.е. смерть
Сартака и, следовательно, единственно вероятной ситуацией, стимулировавшей
сочинение антикочевнического и антинесторианского направления, остается
ситуация 1249-1252- гг. - трехлетия, когда Русь готовилась к восстанию,
подавленному Сартаком Батыевичем и воеводой Неврюем.

ПОЭТ И КНЯЗЬ

А вот теперь настало время поставить вопрос о жанре изучаемого
произведения. Это необходимо для того, чтобы узнать, в каком смысле мы
можем использовать его как источник информации об эпохе, нас интересующей.
Но проблема жанра всецело относится к филологии, и решающее слово
принадлежит представителю этой отрасли знаний.

В статье, приложенной к цитированному изданию "Слова о полку Игореве",
Д.С.Лихачев пишет: "Слово" - горячая речь патриота-народолюбца (стр.
249)... Однако было бы ошибочным считать, что перед нами типичное
ораторское произведение (стр. 251)... Если это речь, то она близка к песне;
если это песнь, то она близка к речи. К сожалению, ближе определить жанр
"Слова" не удается (стр. 252)".

Это действительно жаль, потому что, несмотря на то, что приведенные цитаты
весьма изящны, они не снимают недоумений, с которых мы начали это
исследование. Ведь и речь, и песнь, и поэма всегда бывают либо вымыслом,
либо простой передачей сведений; либо прославлением и поношением, либо
убеждением и т.д. Если наш анализ источника на фоне исторической
конъюнктуры середины XIII в. правилен, то "Слово о полку Игореве" не
героический эпос, а политический памфлет. Это соображение не противоречит
определениям Д.С.Лихачева, а касается стороны вопроса, оставленной им без
внимания.

Но мог ли этот вид литературы существовать в XIII в.? А почему бы нет! Он
расцветал в древней Греции и Риме, примеров чему столь много, что не стоит
их перечислять. Использовался в средневековой Персии, где Низам улмульк дал
тенденциозное изложение движения Маздака, явно с дидактическими целями.
Наконец, "Тайная история монголов" - памятник того же жанра, уцелевший
среди многих, похищенных от нас жестоким Хроносом. Почему же русские должны
считаться менее одаренными, чем современные им восточные народы? Поскольку
есть потребность в жанре и есть талантливые авторы - жанр возникает и
находит читателя. А после разгрома 1237-1241 гг. такая потребность была, и
Русская земля талантами не оскудела.

Страшное и неожиданное поражение заставило всех мыслящих русских людей
задуматься над судьбами своей страны. А вопрос стоял о том, кто хуже:
татары или немцы? [†67]

Как мы уже видели, автор "Слова" настроен прозападнически. Следовательно,
пущенная им литературная стрела направлена в грудь благоверного князя
Александра Ярославича Невского, друга Батыя, побратима Сартака и врага
рыцарей Тевтонского ордена. Но образа этого князя в тексте нашего памятника
нет. Есть другое: отдельные черты, характеризующие деятельность Александра
Невского, а отнюдь не его личность. Почему так - вполне понятно. "Слово"
писалось с расчетом на широкий резонанс и, следовательно, должно было дойти
и до Александра Невского, а он был крут. Затем, обаяние личности
Александра, поразившее даже самого Батыя, меньше всего могло стать объектом
нападок. Автор "Слова" осуждает не персону князя, а его протатарскую
политику. Осуждение же проскальзывает всюду. Опора на степняков осуждена в
оценке Олега Гориславича, быстрота в передвижениях и ссоры с новгородцами -
в характеристике Всеслава, которому "суда божиа не минути" (стр. 26), и,
самое главное, индикатор враждебною направления - намеки на дружбу с
иноверцами, недругами Богородицы, покровительницы Киева. Но что общего у
несторианства с Александром Невским, да притом такого, что было очевидно
дружинникам XIII в. без объяснений?

Готовясь к борьбе с Андреем Ярославичем, опиравшимся на католическую
Европу, Александр Ярославич поехал за помощью в Орду, но не к самому Батыю,
а к его сыну Сартаку [†68], покровителю несториан. И победа в 1252 г. была
одержана при помощи войск Сартака. Дружба Александра с Сартаком была хорошо
известна, и поэтому противоположная партия намекала, и не без оснований, на
склонность князя к несторианству, но в плане политическом, а не
религиозном.