сынков, но когда умер в 1241 г. Угедей и власть попала в руки матери Гуюка,
ханши Туракины, дружины Гуюка и Бури были отозваны - и бедняга Батый
оказался властителем огромной страны, имея всего 4 тыс. верных воинов при
сверхнатянутых отношениях с центральным правительством. О насильственном
удержании завоеванных территорий не могло быть и речи. Возвращение в
Монголию означало более или менее жестокую смерть. И тут Батый, человек
неглупый и дальновидный, начал политику заигрывания со своими подданными, в
частности с русскими князьями Ярославом Всеволодовичем и его сыном
Александром. Их земли не были обложены данью [†50].

Но и Гуюку было не сладко. Против него выступили монгольские ветераны,
сподвижники его деда, и несториане, связанные с детьми Толуя. Хотя в 1246
г. Гуюка провозгласили великим ханом, но настоящей опоры у него не было.
Гуюк попытался найти ее там же, где и его враг Батый, - среди православного
населения завоеванных стран. Он пригласил к себе "священников из Шама
(Сирии), Рума (Византии), Осов и Руси" [†51] [программу, угодную православным, - поход на католическую Европу [†52].

Гуюку не повезло. Вызванный для переговоров князь Ярослав Всеволодович бы
отравлен ханшей Туракиной, особой глупой и властной. Туракина просто не
соображала, что она делает. Она поверила доносу боярина Федора Яруновича,
находящегося в свите владимирского князя и интриговавшего против него в
своих личных интересах. Сочувствие детей погибшего князя перекачнулось на
сторону Батыя, и этот последний получил обеспеченный тыл и военную помощь,
благодаря чему смог выступить в поход на великого хана. Заигрывания Гуюка с
несторианами тоже оказались неудачными. В начале 1248 г. Гуюк внезапно
умер, не то от излишеств, не то от отравы. Батый, получивший перевес сил,
возвел на престол сына Толуя, Мункэ, вождя несторианской партии, а
сторонники Гуюка были казнены в 1251 г.

Сразу же изменилась внешняя политика монгольского улуса. Наступление на
католическую Европу было отменено, а взамен начат был "желтый крестовый
поход" [†53], в результате которого пал Багдад (1258). Батый, сделавшийся
фактическим главой империи, укрепил свое положение, привязал к себе новых
подданных и создал условия для превращения Золотой Орды в самостоятельное
ханство, что и произошло после смерти Мункэ, когда новая волна смут
разорвала на части империю Чингисидов. Несторианство, связанное с
царевичами линии Толуя, оказалось за пределами Золотой Орды.

После завоевания Руси Батыем и ссоры Батыя с наследником престола, а потом
великим ханом Гуюком (1241 г.) русскими делами в Золотой Орде заведовал
Сартак, сын Батыя. Христианские симпатии Сартака были широко известны) и
даже есть данные, что он был крещен, разумеется по несторианскому обряду
[†54]. Однако к католикам и православным Сартак не благоволил, делая
исключение лишь для своего личного друга - Александра Ярославича Невского.
В этих условиях прямые нападки русского писателя на несторианство были
опасны, а вместе с тем предмет был настолько общеизвестен, что читатель
понимал, о чем идет речь, с полуслова. Например, достаточно было героя
повествования, князя Игоря, заставить совершить паломничество к иконе
Богородицы Пирогощей, чтобы читатель понял, что этот герой вовсе не друг
тех крещеных татар, которые называли Марию "Христородицей", и тем самым
определялось отношение к самим татарам. Хотя цензуры в XIII в. не было, но
агитация против правительства и тогда была небезопасна, а намек позволял
автору высказать свою мысль и остаться живым.

Такое положение продолжалось до смерти Сартака в 1256 г., после чего
Берке-хан перешел в ислам, но позволил основать в Сарае епархию в 1261 г. и
благоволил православным, опираясь на них в войне с персидскими ильханами,
покровителями несторианства. Несторианская тема для русского читателя стала
неактуальной.

Вот основания, по которым следует считать XIII в. эпохой, когда интерес к
несторианству был наиболее острым и, следовательно, отзвуки его в
литературе соседних народов должны были появляться. Они и встречаются у
католических, мусульманских и армянских авторов, там, где эти упоминания не
могли вызвать осложнений с властью. На Руси они завуалированы, и отыскать
их можно лишь путем сложной дедукции.

Следовательно, для русского политического мыслителя несторианская проблема
стала актуальной лишь после включения Руси в монгольский улус, и тогда же
стало небезопасно поносить религию, пусть не господствующую, но
влиятельную. Тогда и возникла необходимость в иносказании и Калка могла
превратиться в Каялу, а татары - в половцев [†55]. О послах же лучше было
помалкивать - как потому, что монголы считали посла гостем, следовательно,
особой неприкосновенной, и никогда не прощали предательского убийства
посла, так и потому, что напоминать ханским советникам о религиозной
ненависти к ним было рискованно. Об этой вражде мы имеем сведения из
зарубежных источников. Венгерские миссионеры указывают со слов
беглецов-русских, покинувших Киев после разгрома его Батыем и
эмигрировавших в Саксонию, что в татарском войске было много
"злочестивейших христиан", т.е. несториан [†56]. В "Слове" этот вопрос
завуалирован, хотя есть намеки на то, что его автору несторианское
исповедание было известно. Но ведь "Слово" - литературное произведение, а
не историческое.

ЯДРО И СКОРЛУПА

Но если так, то в "Слове" следует искать не прямое описание событий, а
образное, путем намека, аллегории, сравнения, подводящее читателя к выводам
автора. Этот принцип, широко распространенный в новой литературе, применяли
и в средние века - например, в "Песне о Роланде" вместо басков поставлены
мавры. Такая подмена не шокировала читателя, который улавливал коллизию,
воплощенную в сюжете, и воспринимал намеки, делая при этом необходимый
корректив. Любопытно, что современные сектанты именно так читают и
воспринимают Ветхий завет. Их совсем не интересуют ассирияне, филистимляне
или халдеи, но сюжетные коллизии они применяют к своему личному состоянию и
делают из прочитанного любые выводы (как правило, ложные). Несомненно, что
читатели "Слова" были более образованны и умели отделить буквальное от
аллегорического, но, значит, в тексте произведения сочеталось и то и
другое.