сочинений  преследовали цель не столько дать читателям  какие-то фактические
сведения, сколько убедить их в "ошибочности" и "ложности" кальвинизма. Такая
"презумпция   виновности"  лишала   данную   литературу   даже   намека   на
объективность. В  результате  не только массовый читатель, но  и специалисты
вынуждены были иметь  дело с  многочисленными историческими  и богословскими
неточностями и даже прямыми извращениями.
     В настоящее  время  сложилась  такая  ситуация,  когда  появились новые
возможности   не  только   для   популяризации  идей   великого   женевского
реформатора,  но  и  основательного  их  изучения,  исследования  творчества
Кальвина  с  различных  точек  зрения. Это  позволит  дать  более полную,  а
главное,  более  объективную картину  периода  становления нового  общества.
Надо,  правда,  заметить,  что до  сих  пор литературное  наследие  Кальвина
остается   своеобразным  "наследством"  только   западной  цивилизации,  ибо
переводов  его  сочинений  и  публикаций  исследований,  посвященных  ему  и
кальвинизму  как  вероучению  в  целом, на русском  и  других  языках, кроме
западных, прискорбно мало.
     Основательное,  целенаправленное  исследование  кальвинизма  ведется  с
прошлого  века.  Первые  работы  неизбежно  носили  сравнительный  характер.
Некоторые  авторы  пытались  определить  те  или  иные   черты,   отличающие
кальвинизм  от  других христианских направлений. Такими чертами  назывались,
например,  дух  демократии  и  стремление  к  свободе, порожденный будто  бы
свободолюбием  швейцарцев.  Иногда  внимание   акцентировалось  на  правовых
сторонах движения,  на  его авторитарности  и это увязывалось с  юридическим
образованием  Кальвина или французским  складом  его ума.  Порой  главным  в
кальвинизме  объявлялся  лишь  его  разрыв со  средневековой схоластикой,  а
Кальвин рассматривался лишь как передовой религиозный мыслитель либерального
толка. Идеи Кальвина выводились при этом  из его увлечения гуманизмом в годы
учебы. Английский  исследователь  кальвинизма  Вильям  Хейсти  в  свое время
назвал подобные предположения "скорее гипотезами мыслителей,  плохо знакомых
с  сутью  проблемы,  чем  научно  обоснованными   выводами,  полученными  на
основании полного  изучения  имеющихся  материалов".  К  тому  же в подобной
историографии вплоть  до  нынешнего  века практически  игнорировалась  связь
реформации  в  Швейцарии  и  социальными,  экономическими,  политическими  и
этническими   процессами.  В   качестве  примера,  как   это  ни   покажется
неожиданным,   можно   назвать   широко   известную,   ставшую   практически
классической работу Р. Ю. Виппера "Государство  и  церковь в Женеве  в 16в."
(1894),  которая  написана  с  использованием  широкого  круга источников  и
литературы,   с   применением   ценных   научных   методов,   но  Реформация
рассматривается в ней именно  лишь в религиозно-догматическом и политическом
планах.  Таков   же,  по  сути,  биографический   очерк   Б.Д.  Порозовской,
подготовленный для знаменитой павленковской серии.
     На марксистскую историографию большое влияние оказала точка  зрения  Ф.
Энгельса. Во  "Введении к английскому изданию "развития социализма от утопии
к науке""  он  писал  о  Кальвине  : " Его догма отвечала требованиям  самой
смелой  части  тогдашней  буржуазии.   Его  учение  о  предопределении  было
религиозным выражением  того факта, что в мире  торговли и конкуренции удача
или банкротство зависят не от деятельности или искусства отдельных лиц, а от
обстоятельств, от них зависящих. Определяет не воля или действие какого-либо
отдельного  человека, а  милосердие  могущественных неведомых  экономических
сил. И это было особенно верно во время экономического переворота, когда все
старые  торговые  пути  и торговые центры  вытеснялись  новыми,  когда  были
открыты Америка и Индия, когда даже  наиболее священный экономический символ
веры -  стоимость золота  и  серебра  - пошатнулся и потерпел крушение"(114,
с.308).
      Данная оценка целиком и полностью основывается на тех представлениях о
происхождении,  развитии  и эволюции  капиталистического  общества,  которые
сформировались у  классиков марксизма  к середине прошлого  века.  К. Маркс,
давая  в  "Капитале" характеристику  капиталиста,  подчеркивает  в  качестве
одного из основных  стремление  его к накоплению: "Лишь постольку, поскольку
капиталист есть  персонифицированный капитал, он имеет историческое значение
и ...  историческое право на существование...Но постольку и движущим мотивом
его деятельности являются  не  потребление  и  потребительная  стоимость,  а
меновая  стоимость  и ее  увеличение. Как  фанатик увеличения  стоимости, он
безудержно   понуждает  человечество  к   производству  ради   производства,
следовательно  к развитию общественных производительных сил и к созданию тех
материальных условий производства,  которые одни только могут стать реальным
базисом  более  высокой  общественной  формы,   основным  принципом  которой
является  полное и свободное развитие каждого индивидуума... он разделяет  с
собирателем  сокровищ  абсолютную  страсть  к  обогащению.  Но   то,  что  у
собирателя  сокровищ выступает как индивидуальная мания, то для  капиталиста
суть действия общественного механизма, в котором он является только одним из
колесиков...   При   исторических   зачатках    капиталистического   способа
производства...  жажда  обогащения  и  скупость господствуют  как абсолютные
страсти...  На  известной  ступени  развития  некоторый   условный   уровень
расточительности,  являясь   демонстрацией   богатства   и,   следовательно,
средством  получения  кредита, становится даже  деловой  необходимостью  для
"несчастного" капиталиста. Правда,  расточительность  капиталиста никогда не
приобретает   такого   bona   fide   (   простодушного)    характера,    как
расточительность  разгульного феодала, наоборот, в  основе ее  всегда таится
самое   грязное   скряжничество   и   мелочная   расчетливость...Накопляйте,
накопляйте!  В  этом   Моисей  и  пророки!..  Накопление   ради  накопления,
производство ради  производства  - этой  формулой классическая  политическая
экономия выразила  историческое призвание буржуазного периода."(  56,  с.605
-608).
       Отмеченную К.  Марксом  и Ф. Энгельсом  связь  между  реформационными
учениями   и   стяжательством  по-иному   пытались   обосновать   позднейшие
исследователи.  Одним  из первых был Макс  Вебер,  опубликовавший  в  1904г.
работу   "Протестантская  этика   и   дух   капитализма"  (   Weber  M/  Die
protestantische  Ethik und der Geist des  Kapitalismus // Weber M/  Aufsatze
zur  Religionssoziologie/ Tubingen.  1922.). Его  идеи  получили  дальнейшее
развитие в  работе Е. Шульце-Геверница "Британский  империализм и английский
фритред" (Schulze-Gaevernitz  E.  Britischer  Imperialismus  und  englischer
Freihandel zu Beginn des 20-ten Jahrhunderts. Leipzig, 1906). Оба эти автора
новые  формы  хозяйства  выводят из  новой  религиозности.  По  Веберу  "дух
капитализма"  тесно связан с духом протестантизма:  "Христианская  аскеза...
пошла на  рынок  жизни, заперла  за  собой двери  монастыря и стала насыщать
своей методичностью именно мирскую повседневную жизнь в целях преобразования
ее  в рациональную жизнь  в  миру..." (Цит. по: 85,  с.  186).  По словам Е.
Шульце-Геверница, "купец, сидящий за конторкой, заполняет  место, к которому
бог приставил именно его, а  не кого-либо другого, он может чувствовать себя