преимущественно в большие церковные праздники или по случаю освящения
церквей (что в то время было памятным событием). Он созывал народ
отовсюду, кормил, поил всех пришедших, раздавал неимущим потребное и, даже
заботясь о тех, которые почему-нибудь сами не в состоянии были явиться на
княжий двор, приказывал развозить по городу пищу и питье. Но такое мирное
препровождение времени не мешало ему, однако, воевать против врагов. Тогда
Киевскую Русь беспокоили печенеги, народ кочевой и наезднический. Уже
около столетия нападали они на русский край и при отце Владимира, во время
его отсутствия, чуть было не взяли Киев. Владимир отразил их с успехом и,
заботясь как об умножении ратной силы, так и об увеличении населения в
крае, прилежащем Киеву, населял построенные им по берегам рек Сулы,
Стугны, Трубежа, Десны города или укрепленные места переселенцами из
разных земель не только русско-славянских, но и чудских. В 992 году он
отнял у польского короля червенские города, нынешнюю Галицию и присоединил
к Руси этот край, населенный хорватами, ветвью русско-славянского племени.
   Перед концом жизни Владимир понес сильное огорчение: сын его Ярослав
оказал непослушание отцу, и Владимир готовился идти на него. "Теребите
путь и мостите мосты", - приказывал он; но смерть застигла его в этих
сборах. Он умер 15 июля 1015 года в своем подгородном селе Берестове.



               Первый отдел: Господство дома Св. Владимира.
                      Выпуск первый: X-XIV столетия.

                                 Глава 2.


                    КИЕВСКИЙ КНЯЗЬ ЯРОСЛАВ ВЛАДИМИРОВИЧ


   Княжение Ярослава может назваться продолжением Владимирова как по
отношениям киевского князя к подчиненным землям, так и по содействию к
расширению в Руси новых начал жизни, внесенных христианством.
   Ярослав является в первый раз в истории мятежным сыном против отца. По
известиям летописи, будучи на княжении в Новгороде в качестве подручника
киевского князя, Ярослав собирал с новгородской земли три тысячи гривен,
из которых две тысячи должен был отсылать в Киев к отцу своему. Ярослав не
стал доставлять этих денег, и разгневанный отец собирался идти с войском
наказывать непокорного сына.
   Ярослав убежал в Швецию набирать иноплеменников против отца. Смерть
Владимира помешала этой войне. По соображениям с тогдашними
обстоятельствами, можно, однако, полагать, что были еще более глубокие
причины раздора, возникшего между сыном и отцом. Дети Владимира были от
разных матерей 1 Владимир пред кончиною более всех сыновей любил Бориса.
Вместе со своим меньшим братом Глебом он в наших летописях называется
сыном "болгарыни", а по другим, позднейшим, известиям - сыном греческой
царевны. Наши историки, желая сочетать эти известия, полагали, что
царевна, отданная в замужество за Владимира Святого, была не родная, а
двоюродная сестра греческих императоров, дочь болгарского царя Петра. Была
ли она двоюродная сестра Василия и Константина или же родная - до сих пор
не решено, но, во всяком случае, очень вероятно, что Борис и Глеб были
дети этой царевны, и Владимир, как христианин, оказывал им предпочтение
перед другими сыновьями, считая их более законными по рождению, так как с
их матерью он был соединен христианским браком, и они, кроме того,
предпочтительно перед другими, имели право на знатность происхождения по
матери от царской крови.
   Владимир, разместивши сыновей по землям, держал близ себя Бориса, явно
желая передать ему после себя Киевское княжество. Это, как видно, и
вооружало против отца Ярослава, который летами был старше Бориса, но еще
более вооружало это обстоятельство Святополка, князя, который был по летам
старше Ярослава. В летописи Святополк признается сыном монахини гречанки,
жены Ярополка, которую Владимир взял себе после брата, как говорят,
беременною, и потому неизвестно, был ли Святополк сын Ярополка или
Владимира; но в том или в другом случае Святополк по возрасту был старше
всех прочих сыновей Владимира. Смерть не допустила Владимира до войны с
сыном. Бориса в то время не было в Киеве: он был отправлен отцом на
печенегов. Бояре, благоприятствовавшие Борису, три дня скрывали смерть
Владимира, вероятно, до того времени, пока может возвратиться Борис, но,
не дождавшись Бориса, должны были похоронить Владимира. Святополк дарами и
ласкательством расположил к себе киевлян; они признали его киевским
князем: хотя старшинство рождения давало ему право на княжение, но нужно
было еще утвердить его и народным согласием, особенно в такое время, когда
существовали другие соискатели. Положение его, однако, и при этом было
нетвердо.
   Купленное расположение киевлян могло легко измениться. Дети
христианской царевны имели перед ним нравственное преимущество, могли,
кроме того, призвать чужеземцев, и особенно Борис мог, во всяком случае,
быть для него опасным соперником. Святополк избавился от обоих, подославши
тайных убийц. Борис был умерщвлен на берегах Альты, близ Переяславля; Глеб
- на Днепре, близ Смоленска.
   Такая же участь постигла и третьего брата Святослава Древлянского,
который, услышав об опасности, бежал в Венгрию, но был настигнут в
Карпатских горах и убит. Двое первых впоследствии причислены к лику
святых: описание их смерти послужило предметом риторических повествований.
Эти князья долго считались покровителями княжеского рода и охранителями
русской земли, так что многие победы русских над иноплеменниками
приписывались непосредственному вмешательству Святых сыновей Владимира.
Третий брат Святослав не удостоился такой чести, вероятно, оттого, что
первых возвысило в глазах церкви рождение от матери, принесшей с собой
христианство в русскую землю.
   Ярослав, ничего не зная о смерти отца, привел в Новгород варягов и
расставил их по дворам 2Пришельцы начали бесчинствовать; составился против
них заговор, и последовало избиение варягов во дворе какого-то Поромони.
Ярослав, в отмщение за это, зазвал к себе в Раком (близ Новгорода, за
Юрьевым монастырем) зачинщиков заговора под видом угощения и приказал
перебить. В следующую ночь за тем пришло ему из Киева известие от сестры
Предславы о смерти отца и об избиении братьев.
   Тогда Ярослав явился на вече (народная сходка), изъявлял сожаление о
своем вероломном поступке с новгородцами и спрашивал: согласятся ли ему