рассказал Антонию о видениях и отдал ему венец и пояс, Антоний
переименовал Шимона в Симона и передал его дар Феодосию. Симон очень
полюбил Феодосия и доставил ему много средств для постройки новой церкви.
Это было в 1073 году.
   Симон явился после того к Феодосию и сказал ему: "Дай мне, отче, слово,
что душа твоя благословит меня не только в этой жизни, но и по смерти моей
и твоей".
   "Это прошение выше силы моей, - отвечал Феодосий. - Но если по моем
отшествии от мира устроится эта церковь, если будут уважать в ней предания
и мои уставы, то это будет тебе знаком, что я имею дерзновение у Бога".
   "Господь свидетельствовал о тебе, сказал Симон, - я сам слышал от
пречистых уст Его образа. Помолись также, как ты молишься о своих
чернецах, обо мне, и о сыне моем Георгии, и о потомках моих".
   "Я не об одних чернецах молюсь, - возразил ему Феодосий, - но и о всех
любящих это место". Симон поклонился до земли и сказал:
   "Отче! Не изыду от тебя, дай мне на письме свое благословение".
Феодосий дал ему молитву, какую теперь вкладывают в руки покойникам. С
этих-то пор пошел на Руси обычай вкладывать в руки покойникам рукописание.
   Но Симон, готовясь строить храм, попросил еще у Феодосия отпустить
грехи его родителям.
   Феодосий, воздвигнув руки, сказал: "Да благословит тебя Господь от
Сиона и да увидите вы красоты Иерусалима во все дни жизни вашей в третьем,
в четвертом роде до последнего".
   Симон оставил латинскую веру и перешел к восточному православию.
   Церковь заложена была в 1073 году Феодосием и епископом Михаилом во
время бытности в Царьграде митрополита Георгия. Основание ее также подало
повод к составлению рассказов о том, как четыре мастера в Царьграде
получили от самой Бого- родицы приказание идти на Русь и построить
церковь, что икона, которая впоследствии сделалась местною, принесена из
Греции, вручена была самою Богородицею и есть произведение небесного
искусства. Это было началом того благоговейного почитания икон явленных,
так распространенного впоследствии на Руси. Отыскание места для церкви
также сопровождалось чудесами, подобными чудесам Ветхого Завета в истории
Гедеона и Илии. Феодосий, желая узнать, какое место угодно будет Богу для
постройки церкви, молился, чтобы везде была роса, а на том месте, где
следует быть церкви, росы не было, а на другую ночь просил обратного:
чтобы там была роса, когда повсюду не было росы, - и все исполнилось по
его желанию. На том месте, где высшее знамение указало быть церкви, росли
кустарники; они были истреблены огнем, низведенным с неба силой молитв
Феодосия.
   Когда нужно было копать ров для закладки храма, эту работу первым
предпринял князь Святослав. Богатые люди жертвовали вклады, волости и села
на создание храма с тем, чтобы быть погребенными на этом месте. Варяг
Симон первый удостоился этой чести.
   В следующем 1074 году 2 мая скончался преподобный Феодосий, назначив по
выбору братии, даже против своего собственного желания, преемником себе
Стефана, приказав после своей смерти не омывать свое тело и похоронить в
пещере, в той бедной одежде, которую он носил и в которой отошел в
вечность.
   Предание говорит, что Феодосий перед смертью просил Святослава, чтобы
церковь печерская была освобождена от власти и князей, и владык, потому
что создала ее Богородица, а не люди; и обитель надолго пребывала
независимою общиною. Мудрый Феодосий установил твердую нравственную связь
между всеми, принадлежавшими к обители. Если кто будет призван на
какое-нибудь высшее духовное место на Руси, то он может принимать его и
выходить из обители только с позволения старших, но всегда должен искать
успокоения в Печерской обители, и только за таких святой основатель
монастыря обещал молиться пред Богом. В силу такого завета основателя,
многие печерские иноки, занимавшие впоследствии высокие места в русской
церкви, где бы они ни были, не теряли связи с монастырем. Напутствуемый
мысленными благословениями Св. Феодосия, духовный питомец Печерской
обители, был ли он в Ростове, Владимире, Новгороде, Полоцке, всегда
обращался сердцем к Киеву, к заветной обители, как обетованной земле
спасения, хранил правила, которые получал в этом монастыре, и
распространял их везде, куда простиралось его влияние. Это ярко
проявляется в одном памятнике духовной литературы XII века, а именно: в
послании владимирского епископа Симона к печерскому монаху Поликарпу; "Кто
не знает меня, грешного епископа Симона, и соборной церкви красы
владимирской, и другой, суздальской, которую я создал сам. Сколько у них
городов и сел, и собирают десятину со всей этой земли, и всем этим владеет
наша худость!
   Скажу тебе, что всю эту славу и честь я приз- наю калом (грязью) и
хотел бы лучше щепкой торчать за воротами или сором валяться в Печерском
монастыре и быть попираемым людьми, или быть одним из тех убогих, что
просят милостыню пред вратами честной лавры: лучше сей временной чести для
меня один день в доме Божьей Матери, нежели тысяча лет в селениях
грешников".
   Тот же дух, который проявил Феодосий в своей жизни и устройстве
монастыря, надолго оставался в его обители. За ним появился целый ряд
подвижников, деяния которых записывались, передавались изустно, служили
примером для других монастырей и распространяли в русском народе известное
направление религиозных воззрений. Оттуда истекало, там окрепло и
утвердилось то господствующее понятие, что Бог любит в христианине:
добровольное терпение, самоизнурение постом, удаление от половой связи,
утомительное богомоление, слезы, скорбь, воздыхание, сетование, нищету, -
что монастырь есть путь к спасению и в мире, если не совсем невозможно, то
очень трудно спастись: только надежды на молитвы подвижников могут давать
утешение; а потому следует давать в монастыри вклады и наделять их
богатствами, чтобы в них молились за грешников.
   В этом направлении были светлые стороны. Они состояли уже в том, что
монастыри были главными проводниками христианства; а в благодетельном
влиянии христианства едва ли могут сомневаться самые неверующие люди. Но,
с другой стороны, предпочтение монашеского звания и уважения к иноческой
жизни вносили односторонность в религиозное воззрение. Мысль, что Богу
всего угоднее одиночная, подвижническая жизнь инока и человек тем ближе к
спасению, чем дальше от мира, вытесняла христианскую добродетель из этого
мира: благочестивые люди стремились не к тому, чтобы в людском обществе, в
мире, совершать подвиги любви Христовой; их идеал богоугодной жизни был не
в среде человеческих отношений, а, напротив, вне их. Спасение удобнее
казалось одинокому, оторванному от людей затворнику; и напротив, обращение